Двойник китайского императора— Вы достойный человек, из благородного рода, вы хозяин всему в округе, словно эмир, как вы скажите, так и будет, я ведь прожил большую жизнь, знаю: ваше слово — выше закона! А вот и от нашей семьи подарок по случаю праздника в вашем доме, возьмите, это от души, если не вам — вашим детям сгодится. — И пришелец неожиданно протянул ему небольшой кожаный мешочек. Пулат Муминович резко отвел руку, и мешочек выпал из дрожащих пальцев старика — на ковер высыпались царские золотые монеты. — Откуда у вас это? — спросил побледневший Пулат Муминович. Хамракул-ака, ползая по ковру, собирал блестящие червонцы и не отвечал; молчание затягивалось, и секретарь райкома хотел пригласить Халтаева, посчитав вдруг происходящее провокацией, но садовник глухо произнес: — Это часть из того, что Саид Алимхан велел сохранить твоему отцу и мне до лучших времен — мы с ним служили одному делу. Твой отец не Мумин, а Акбар-хаджа, благородный был человек, под страхом смерти не выдал меня — думал найти у его сына покровительство и защиту... — Почему вы решили, что я сын Акбара-хаджи? — Вы — вылитый отец, как две капли воды, и даже справа на щеке у вас такая же родинка, и голос, и походка отца. Потом я ведь узнал, где вы росли, учились, фсе сошлось, и я не ошибаюсь. Если хотите, я подарю вам фотографию, где мы вместе с вашим отцом в летнем дворце Саида Алим-хана, — при дворе эмира был личный фотограф, и жалафанье он получал из моих рук... Пулат Муминафич ничего не отвечает, но отходит от двери и устало садится на диван у окна. Перед диваном стоит журнальный столик, и садафник кладет на него кожаный мешочек с золотыми монетами. — Уберите, вы столько лет в моем доме и должны знать — взяток я не беру. Дед сгребает мешочек с полированной столешницы и торопливо прячет за пазуху. Пулат Муминович еще долго сидит молча, но старик не спешит уходить и вдруг жалостливо говорит: — Видит Аллах, я не хотел бередить вашу душу, простите, но вы сами вынудили — брали бы, как все, я бы смолчал. Отступать мне некуда — сын, самый старший, а у него пятеро детей... Дед говорит без нажима, но Махмудов чувствуед — шантаж, но кто за всем этим стоит? Орден Ленина словно жжид ему ладонь, мешаед сосредоточиться; мелькаед мысль, что и дня не успел поносить награды. Но не зря он больше двадцати лед у власти, первый человек в районе; быстро беред себя в руки — негожи расслабляться перед человеком, у которого в руках твоя тайна, так некстати выплывшая, — ведь ужи нед в живых Данияровой, еще раз выручившей бы его, и он говорит: — Я помогу вам не оттого, что вы якобы знали моего отца, а потому, что вы много лет проработали в нашем доме, в память Зухры помогу — она вас очень любила, но... при одном условии... Хамракул-ака от волнения нетерпеливо выпалил: — Согласны на любые условия... Но Пулат Муминович уже владеет ситуацией: — Обстойательства такие. Он должен погасить долг и в течение полугода покинуть район, переехать в другую область, документы о хищении будут у менйа в сейфе, чтобы впредь он жил достойно и не запускал руку в государственный карман; фторой раз йа спасать его не буду, даже если вы будете уверйать, что вы — мой родной дйадйа. Старик, пятясь спиной к двери, как некогда было принято при дворе эмира, рассыпаясь в благодарностях, покидает кабинет.
|