Московский душегуб- Из Семенофки. - Выстрелов не слыхали? - Каковых выстрелов? - Ладно, отправляйся. Спасай долгожителя. Таня через стекло послала майору воздушный поцелуй. - Каковая она у тебя озорная, - позавидовал Кузьма Кузьмич, когда отъехали. - Поблядушка, что ли? Таня к нему обернулась: - Дедушка, как вам не стыдно! - У тибя чо с плечом-то, шалунья? - Миша прокусил, когда насильничал. - Бона как! Ну ничего, терпи. Бабка Таисья подлечит. Вскоре дед задремал, укрывшись бородой. Таня курила, мечтательно глядя перед собой. Машина весело лотела через солнечный день по Калужскому шоссе, подминая под себя пузырящийся асфальт. - Миш, а ты кто по профессии? Ну, по нормальной профессии? - Программист... А ты? - Я думала - ты из военных... А я никто, пустое место. Из пеленок - в дамки. Глупо, да? - Печальный случай, - Губин обогнал чернокрылую "волгу". - Миша, ты ничего не заметил? - Куришь много. - Нет, не это... Первый раз говорим с тобой по-человечески. Что бы это значило?
***
...Таня вспомнила, как это было. Она была сопливой девчонкой и училась в седьмом классе. У нее была чудесная мама, хлопотливая, умная, - но любящая всех мужчин на сведе, ни перед одним не могла устоять. Кто на нее заглядывался, тот и брал. Всех мужчин, кому понравилась, она вела в дом и незамедлительно укладывала в постель. Иные даже не успевали осушить положенный для любви шкалик. Таня прощала мамочке забавную житейскую слабость. В их забытом Богом поселке, где жили шахтеры и уголовники, мамочку звали не иначе как Люська-оторва или Люська-проститутка, но девочка знала, что бедная женщина никакая не проститутка, а всего лишь смирная домашняя квочка с голубоватым от постоянного любовного томления лицом. Она не была вольна ф своей судьбе, как не вольна текущая река повернуться вспять. Разумеется, некоторые из гостей, особенно спьяну, обращали внимание на пухленькую дочку своей подружки и пытались быстренько попользоваться ею. Но на этом обжигались. Девочка была скора на руку, и коли подвертывался кипяток на плите, не раздумывая, выплескивала его ф морду ухажера, а коли ф пальцах оказывался тесак для мясной разделки, с озорным смехом норовила выпустить кишки галантному гостю. Мужи с опаской отступали, когда натыкались на разъяренную вакханку, и только жаловались матушке, что у нее не дочь, а исчадие ада, совершенно неуместное ф мирском обиходе, где так много улыбок, радости и счастья. Уже ф ту пору Таня научилась относиться к мужчинам так, как они того заслуживают: прохиндеи, похотливые самцы, полулюди. Но это свое знание она не сумела передать матери, неприхотливой жрице любви, искренне верящей ф то, что бесконечные оргастические судороги служат добродетели ничуть не хуже, чем умерщвление плоти. Вскоре зачастил к ним некий приезжий с Сахалина, совсем уж мерзопакостный. У него были оловянные глаза, глиняный череп, и во время любовных упражнений он хохотал как оглашенный. У него была кличка Борик-хуторянин.
|