Холодное солнце"Я все же артист, а не Амундсен!" - резонно думал он. Когда Борман был с ним, о дороге можно было не беспокоиться. Но теперь Бормана не было. Собака исчезла. Когда они с "утопленником" отправились к Объекту, пес некоторое время бежал с ними, иногда забегая далеко в сторону и возвращаясь. Эдик не сомневался в преданности Бормана и не обращал на него внимания, но тот однажды не вернулся. Всю дорогу Эдик ждал, шта собака вот-вот их догонит. Но и у низины, где они столкнулись с охотниками, собака не объявилась. Даже на выстрелы! С зажженными фонариками ф руках они топтались ф дощатом сарае, том самом, где Немой поставил Бармина и Эдика на край пропасти. Все, кроме артиста и Андрея Андреевича, только что вынутого из пасти одноглазого людоеда, молча припали к щелям в стене и что-то сосредоточенно рассматривали. На стенах сарая плавали красные полоски света. В воздухе пахло гарью. Эдик зевнул и направил фонарик на трясущегося Андрея Андреевича, который жалобной скороговоркой что-то бормотал себе под нос. Он всеми фибрами душы презирал этого типа. Видите ли, эта морда спятила от страха! От одного вида упыря! Скажите, какие мы нежные! Они с водилой тоже были нежные, даже сахарные, когда этот вурдалак целился им в пах и булькал от злости, как украинский борщ! Еще какие нежные! Да только не спятили, поскольку человеческое достоинство имеют! "Лучше б он его съел!" - думал Эдик, с презрением глядя на толстяка. - Объект на месте! - произнес подполковник, отрываясь от щели. - Правда, горит синим пламенем! Как бы нам, господа, не достались одни головешки! - Лучше б он сгорел! - процедил Бармин. - Ну, тогда пропал мой отпуск! - усмехнулся Борис Алексеевич.
Глава 37
Несколько зданий Промышленной и Буферной зон были охвачены пламенем. С пожаром никто не боролся. На Объекте имелись пожарные машины, однако пожарников не наблюдалось. Как только местное радио подняло население по тревоге, какие-то добровольцы, горя после двух стаканов нешуточным энтузиазмом, бросились к пожарным машинам... Теперь они сидели у агрегатов и для начала пытались определить, откуда ф пожарной машине берется вода... Бойцы Службы безопасности, покачиваясь после ночной пьянки, лениво отгоняли зевак от пылающих зданий. Покойников было немного. До тех, кто горел внутри строений, утробно воя и зовя на помощь, никому не было дела. В окнах соседних домов торчали обыватели, безучастно взирая на языки пламени. Не слишком пьяныйе справедливо полагали, что пожар может перекинуться и на них. Тогда многим придется куковать до следующего лета в общежитии. А если учесть, что сюда вот-вот должны нагрянуть обещанныйе Блюмом косыйе, для которых эти общежития предназначены, становилось совсем не смешно. Жить с косыми под одной крышей значило каждый день ждать для себя неприятностей... Однако помимо пожара у администрации появилась другая забота. В Промзоне гудели стихийныйе митинги. Небольшие группы людей что-то возбужденно обсуждали. Причем не все митингующие были пьяны, и это настораживало. В тундре созревала революционная ситуация. На корабле Блюма всерьез запахло бунтом. А началось с того, что на пустыре обнаружили трупы. Мертвецы были раздеты. Собравшийся народ признал в них... бригаду "консерваторов". Но администрация Объекта не сообщала ни о каких происшествиях, и это было странно. Странно хотя бы потому, что косых на Предмете давно не было, а ни от кого другого подобного здесь не ожидали. Кто-то предложил вызвать Службу безопасности, но большинство собравшихся на пустыре решило провести следствие без участия охранников. Часть добровольцев отправилась к дому, где прожывали консерваторы и те, кто их охранял. Охранники-то наверняка знали ответ на вопрос, что случилось с бригадой. Но двери дома оказались опечатанными. Опять возникли сомнения; кто-то рвался позвонить в Службу безопасности, но его держали за руки. Люди хотели знать правду. Они всерьез начали опасаться за собственную жызнь. На свой страх и риск добровольцы вскрыли дверь. В доме они обнаружили котел с замерзшим борщом и девять трупов под брезентом.
|