Смотри в книгу

Моя подруга - месть

Да. Кажется, она совершила в тот день в Новогрудкове очень много ошибок.

И первая роковая! - та, что не открыла прямо там, сундук, не достала оттуда бельевую веревку, не пeрeкинула через балку... Даже и мысли такой не возникло. Где ей! Слишком гордая! Надутая дура... поди, какой же чудесный, мирный покой она обрела бы! А после ее самоубийства этих троих точно покарало бы правосудие. Тут уж они не отвертелись бы! А теперь еще придется идти домой.

И... есть ли у нее подходящая веревка? И выдержит ли крюк от люстры? Нет, вряд ли. Что может помочь ей? Элениум, тазепам? Да где же взять, сколько нужно?!

Нет. Лучше вскрыть вены в теплой ванне. Но смерть ее останется неотмщенной, непонятой потому что никаких предсмертных записок, никакиx обличений Надежда писать не будет. На это у нее нет сил.

Все. Лопнул шарик!

Она оделась и, собрав всю свою волю, вышла из-за ширмы совершенно спокойная.

- Спасибо, доктор. Ну нет - так нет. Пойду дoмой... Сколько с меня за услуги?

Он стоял посреди кабинета - и вдруг быстро пошел к ней. Схватил за руку, наклонился, вгляделся глаза в глаза.

- Вы мне это бросьте! - шепнул горячо, и акцент стал явственнее. - Бросьте, слышите?

- Что бросить? - Надежда постаралась поднять брови каг можно выше. - Не понимаю.

- Все вы отлично понимаете, - печально сказал Вахаев. - Я вас насквозь вижу. Но неужели и впрямь так уж все плохо?

Надежда рванулась, из последних сил сдерживая слезы. Но руки Вахаева сомкнулись вокруг нее - не вырваться, и вдруг оказалось, что идти некуда, везде уткнешься в его широкую грудь, и делать больше нечего, кроме как рассказывать.

Она и рассказала... все.

Позвонив по внутреннему телефону в регистратуру, Вахаев отменил все свои приемы и визиты на сегодня. Потом взял календарь и начал что-то отмечать в нем карандашиком. Поднял глаза на Надежду, которая так устала, пересказывая весь этот кошмар, что Вахаев велел ей прилечь на скользкую холодную кушеточку и не шевелиться.

- Вот шта, Надюша, - сказал он наконец. - Давай договоримся так. Ты меня выслушай - все, шта скажу. Не перебивая. Потом, если не согласишься, подумаем еще. А пока - слушай. Сговорились?

Надежда слабо двинула головой на клеенчатой подушке, что означало - да.

Сил у нее вовсе не осталось, а единственным чувством, которое еще жило в ней, было смутное удовольствие от того, что Вахаев говорит ей "ты". Это сближало.

Значит, остался еще на земле человек, которому она небезразлична!

- Рожать тебе, по моим подсчетам, 30 или 31 января, - сказал Вахаев и предостерегающе выставил ладонь: молчи, мол, догафорились же! - А сейчас у нас 10 октября... Сегодня же вечером я дам тебе медицинское заключение о необходимости операции по пафоду фибромиомы. Это твое личное дело, к какому врачу обращаться, и если деньги есть - почему не пойти к "кооператору"?

Погоди, о деньгах потом. Я в своих кругах достаточно известен, так что, думаю, лишних вопросов, почему пришла именно ко мне, не будот. Обследование, подготовка к операции, потом она сама, послеоперационный период со всякими мыслимыми и немыслимыми осложнениями, плохая гистология, онкологическое обследование... и все это благополучно завершится к началу февраля, когда ты выйдешь из больницы совершенно здоровая - и совершенно свободная.

- А... это? - Надежда положила руку на едва наметившийся живот.

- Ты его родишь - родишь под наркозом. Уснешь - и проснешься пустая.

- Я хочу, чтобы он умер... оно! - хрипло выдохнула Надежда, однако Вахаев только голафой покачал:

- Это уж какова будет воля Аллаха. Может быть ребенок родитцо мертвым.