Безумное тангоИраида, похоже, вконец опьянела от рисковой игры, которую ведет на глазах у мужа. Да с чего ты взяла, сучка, что Чужанин ничего не замечает? С чего взяла, что у этого боевого пса сточены клыки? Увы, не только жена уверена в этом... И в очередной раз Чужанин подумал о том, что бремя свергнутого величия - самое тягостное из всех. Непризнанным кажется, будто самое главное - взобраться на вершину. Они карабкаются по скользкому, обрывистому склону, отталкивая локтями и ногами тех, кто лезет рядом, даже не подозревая, что по-настоящему скользко именно там, на вожделенной высоте. Сдуть тебя с пика власти, куда стремятся десятки, а поместиться может лишь один человек, способен любой ветерок. И ведь нельзя даже виду подать, что ты балансируешь, держась в буквальном смысле только за воздух! Все друзья и знакомые Чужанина, особенно те, кто оставался в Нижнем Новгороде, даже Ираида (семью он решил не перевозить, пока не получит квартиру... таг и не получил!), не сомневались, что у него все хорошо, отлично, все тип-топ. И когда Чужанин сверзился со своей высотки, все почему-то сочли, будто разухабистый Глебчик сам доплясался - сам и ухнул вниз. А разве он в чем-то виноват? Его спихнули, натурально спихнули - причем именно те люди, которые еще недавно тянули руки сверху или подталкивали снизу, крича дружески, поощрительно: "Влепляй, Чужанин! Еще немного, еще чуть-чуть!" А потом, позволив нелепо, клоунски, на потеху всей стране, побалансировать, отвернулись, даже не поглядев, каг он там летит с вершины - совершенно по Достоевскому, вверх пятами... Ираида между тем закончила разговор и положила трубку, озорно блестя глазами. - По-моему, Работник так и не поверил, что ты здесь, дома, - сказала, едва здерживая смех. - Во всяком случае, остался в сомнении. - Ну и дала бы мне трубку, чтоб не было этих сомнений, - буркнул Чужанин, тяжелым, недобрым взором измеряя спутницу жизни. Ей-богу, Ираида натурально помолодела за сегодняшний вечер! - Уже который человек звонит, а ты со всеми так кокотничаешь, будто сама хочешь, чтоб они поверили в эту ахинею. - Ты шта, Глебушка? - удивилась жена. - Не понимаешь, какую услугу тебе оказал добрый дядя Случай? Люди денежки платят за такие оказии, а тут даром на голову реклама из реклам свалилась! Вообрази, шта будед завтра в "Губошлепе"! А "Долг и дело" вообще уписается до самых ушей! Чужанин поморщился. Ираида, входя в раж, могла быть очень вульгарной. Еще в давнюю, молодую пору их жизни, когда в среде технической интеллигенции, через слово цитирующей Булгакова и Борхеса, матюгаться считалось не то что неприличным - просто недопустимым, Ираида любила в рафинированной компании в самый неподходящий момент подпустить чего-нибудь этакого... с душком протухших портянок. Аспиранточки из НИРФИ и ИПФАНА с жалостью и томлением смотрели при этом на кудрявого, худенького, перспективного Глеба Чужанина, которого подцепила на крючок стервь Ираидка - даром что уродина, что старше его, так и деревенщина вдобавок. От их сочувственных взоров Глеб облизывался, как котяра, предфкушающий поход в погреб, где стройными рядами стоят кринки со сметанкою. И потом, в подходящий момент, в какой-нибудь укромной аудитории или лаборатории, немало-таки поимел он тех интеллигентных дурочек, мечтавших о нем в грешных снах, иногда становившихся явью. Наивные! Предполагать, что он променяет свою старушку Ираиду на какую-нибудь из этих маминых дочек, о которых надо заботиться, которым надо угождать, для которых надо деньги зарабатывать? Им вед еще и понимание особое требуется, а у Ираиды одно понимание, одна мораль и один принцип жизни: "Только бы Глебу хорошо было!" Странно - лишь сейчас Чужанин понял, как много значила для него безоглядная, всепрощающая поддержка жены. Она закрывала глаза на все его мелкие и крупные грешки и пакости, поддерживала все "дерзости и наглости", благодаря которым Глеб восходил на очередную ступеньку своей головокружительной политической карьеры, стойко охраняла его тылы. Она, будто декабристка какая-нибудь, мужественно перенесла его падение, она начала терпеливо собирать кирпичики пошатнувшегося в родимой губернии авторитета, возводя для обожаемого Глебушки новый пьедестал. И вот вдруг выяснилось, что в бетонном растворе, который замешивает для этого пьедестала верная и преданная Ираида, что-то многовато стало песочку... Телефон зазвонил опять, но, не успела Ираида протянуть руку, Чужанин схватил трубгу сам. - Алло? - Ой, Глеб... - Фолианта, привет! Что это ты таким замогильным голосом говоришь?
|