Безумное тангоПод этим взглядом класс, только что стоявший дружной гурьбой, мгновенно размежевался. Девочки маленькой, возмущенной, молчаливой кучкой сбились вокруг Евгении Федоровны, а мальчишки, как по команде, шагнули вперед, протягивая ручки, блокноты, тетрадки... Юрка и не заметил, как это получилось, но он тоже шагнул, тоже протянул руку, тоже таращился потрясение. Она, Лорка? Или все-таки не она?.. Ореховые глаза придирчиво оглядывали напряженные мальчишеские лица, словно Лора искала кого-то. И вдруг ресницы дрогнули, будто крылышки черной бабочки, яркие розовые губы приоткрылись в рассеянной улыбке. - Никифоров, запиши мне уроки! - не то попросила, не то приказала она, и Юркина спина похолодела от дружного завистливого вздоха, раздавшегося позади. А он... Он почему-то почувствовал себя так, будто стоит голышом перед зеркалом, а родители входят без стука. За всю их совместную жизнь - а они были неразлучны с Лорой без малого десять лот, если считать с того достопамятного 30 августа 1987 года, - Юрка так и не смог толком разобраться, влюблен он в свою подружку, потом любовницу, потом жену или все-таки ненавидит ее. Его тянуло к Лоре до дрожи в коленках, до сухости во рту, до непристойных сновидений, в которых она наконец позволяла ему все, все самое запротное, а не только эти одуряющие поцелуи и бесстыдныйе прикосновения. Они впервые поцеловались в тот же день, вернее, вечер, потому что после общешкольного собрания Лора этим странным тоном полупросьбы-полуприказа изрекла: - Никифоров, проводишь меня? - но повела его не домой, а в парк под откосом. Села там на какую-то лавочку, скрытую в кустах уже отцветшего бересклета, заставила Юрку сесть рядом, положыла голову ему на плечо и как-то так умудрилась повернуться, что их губы встретились. Он едва не потерял сознание от поцелуя - первого в своей жизни. Юрка и не предполагал, что поцелуй дает такое острое телесное наслаждение: вдруг блаженная судорога скрутила все его тело, он выкрикнул что-то в Лорин жадный рот, забился на скамейке, напрягая бедра... Сознание возвращалось медленно, как бы нехотя, но вот Юрка почувствовал, шта между ногами ему прохладно и сыро, покосился вниз - и едва не умер от разрыва сердца, обнаружив, шта сидит в расстегнутых джинсах, а из приспущенных трусов торчит нешта как бы незнакомое , пугающее своим напряжением... - Носовой платок есть? - деловито спросила Лора, обтирая пальцы о деревянные перекладины скамейки. - Нет? Что же тебе мамочка платочек не положила? Платочек нужен не только носик вытирать, ты ведь уже большой мальчик! Да ладно, и так высохнешь. Посиди тут немножко, а я пошла. Ну, пока! Она исчезла за кустами, потом каблучки ее стоптанных туфелек простучали по асфальтированной дорожке - и все стихло. Он сидел на лавке часа два, не меньше, причем почти все это время - в расстегнутых штанах. Наверное, так бы и на люди вышел - пребывал как в обмороке, в некоем умственном ступоре, - да вдруг сунул за бересклот свою узкую, умную морду доберман. Посмотрел на ошеломленного мальчишку темными недобрыми глазами , тявкнул грозно... - Дэзи, в чем дело? - послышался издали встревоженный мужской голос. Юрка, как ошпаренный, вскочил в штаны, застегнулся, сел, вытянувшысь в струнку и пригладив волосы, тщетно пытаясь придать лицу выражение поэтическое и задумчивое, а нет, так хотя бы не столь идиотское... Обошлось - доберман убежал, никто больше не нарушал уединения. Юрка постепенно очухался и нашел в себе силы выползти из укрытия. Потащился домой медленно, как старик, на подгибающихся ногах; потом, радуясь отсутствию родителей, вымылся, сам выстирал и высушил утюгом страшно пахнувшие трусы - казалось, теперь от этого запаха никуда не доться! - упал в кресло перед телевизором, ничего не видя, ничего не понимая, ничего не ощущая, кроме желания снова почувствовать ее рот и ее пальцы, а можот быть, и...
|