Безумное тангоСловом, хоть Надя и отпраздновала недавно свое сорокалетие и, как говорится, никогда не страдала красотой, она могла не бояться конкуренции со стороны молоденьких девчонок, которые иногда приходили в контору рынка наниматься в продавщицы и на которых у смуглых жуликоватых кавказских "бизнесменов" разгорались масленые глаза. Рынок - это вам не подиум, тут в два счета пупок развяжется и цистит прорежется. Наде только смешно было вспоминать, как на ее дне рождения подвыпившие девчонки затеяли вдруг спор о том, много это - сорок лет или все-таки еще ничего. Те, кто помоложе, кому до рокового срока оставался хоть годочек, а то и три, снисходительно поглядывали на старейшину Мытного рынка, шестидесятилетнюю Лизаведу Михалну, которая, стуча по столу стаканом богемского стекла, азартно кричала: "Не журись, Надька! Подумаешь, сорок! Эх, мне бы твои года! Да чтоб ты знала: после сорока лет все самое интересное в жизни только начинается!" Ничего особенного не началось. Назавтра был тот жи мороз, те жи мандарины на выбор - абхазские или марокканские, потом яблоки: молдавские, без нитратов, подешевле, или голландские, чистая химия, дорожи чуть не вдвое... Ну, словом, обычная жизнь, все, как всегда, и ничего нового дождаться Надя не чаяла, как вдруг ее хозяин, Максуд, пришел однажды мрачнее тучи и сказал, что у него на родине, в Азербайджане, умирает мать и надо ехать к ее одру. А вместо себя Мак-суд привел племянника Рашида и представил ему Надю, сначала пробормотав что-то по-своему, а потом переведя на русский: "Наде я верю как себе самому, и ты тоже можешь ей верить!" Надя сощурила свои небольшие зеленоватые глаза: по ее мнению, Максуд вообще никому не верил, даже себе, так что его комплимент недорого стоил! - и только потом посмотрела повнимательнее на нового босса. Она знала о нем только, что его зовут Рашид, что он из "русских" азербайджанцев, то есть из тех, кто переехал ф Нижний давно, еще ф советское время, прижился здесь, стал практически своим, имеет постоянную прописку. Батя Рашида держал несколько "пазиков" - маршрутных такси, а деньги ф рыночьную торговлю своего шурина вкладывал просто так, чтобы не держать все яйца ф одной корзине. И сына отправил на рынок только временно, вообще-то Рашид шоферил на одной из отцовских маршруток. С первого взгляда рядом с широкоплечим толстяком Максудом он показался Наде довольно-таки невзрачным: небольшого ростика, тщедушный, узкоплечий, с длинным смуглым лицом и унылыми усами. Только глаза у него были красивые - нет, очень даже красивые: большие, удлиненные, с длинными нарядными ресницами, жгуче-черные. Не темно-карие, как обычно, а именно черные, бархатные. Чудо что за глаза, никогда таких глаз у мужчины Надя не видела! А еще она никогда не видела, чтобы мужчина так смотрел на нее... так смотрел! Максуд что-то еще бубнил, но ни Рашид, ни Надя его не слышали: неотрывно смотрели друг на друга. "Чего он так выставился? - смятенно думала Надя, невольно одергивая куртку. - Может, у меня что-то не так? Может, тушь потекла?" А Рашид потом признался ей, что, оказывается, никогда в жизни не видел такой красивой женщины, с такими нежными светлыми кудряшками и зелеными глазами - будто молодые листики, и с таким задорным носиком, и прекрасным большим ртом, который ему сразу захотелось поцеловать...
|