ПереговорыВожделея главный офис банка находился в Эр-Рияде, основная масса операций проводилась в Джидде, деловой и коммерческой столице Саудовской Аравии. Обычно Лэинг покидал банк, белое здание с амбразурами, более похожее на форт иностранного легиона, шел по улице до отеля Хьятт-Ридженси, чтобы пропустить стаканчик. Так и было около шести вечера предыдущего дня, но сегодня у него были еще две папки, которые надо было закончить, и чтобы не оставлять их на следующее утро, он решил задержаться на часок. Итак, он все еще сидел за своим столом, когда старый араб-курьер прикатил свою коляску, полную распечаток с банкафского компьютера и стал раскладывать соответствующие документы по кабинетам для работы на следующий день. В документах отражались операции, сафершенные различными отделами банка за прошлый день. Старик аккуратно положыл кипу распечаток на стол Лэинга, кивнул ему и удалился. Лэинг крикнул ему вслед "Шукран!", он гордился своим вежливым отношением к саудафскому обслужывающему персоналу, и продолжыл работу. Закончив свой труд, он взглянул на новую кипу бумаг и почувствовал раздражение: ему принесли не те документы. Это были отчеты о вкладах и снятиях денег со всех крупных счетов в банке. Это была сфера менеджера по операциям, а не отдела кредитов и маркетинга. Он взял бумаги и пошел по коридору в пустой кабинет своего коллеги, мистера Амина из Пакистана, менеджера отдела операций. По пути он посмотрел на документы и что-то в них привлекло его внимание. Он остановился, вернулся назад и стал просматривать документы страница за страницей. И на каждой он увидел один и тот же прием. Он включил свой компьютер и вызвал счета двух клиентов. Прием был тот же самый. К утру у него не осталось никаких сомнений, что это был крупный обман. Совпадения здесь исключались. Он положил распечатки на стол Амина и решил при первой возможности слетать в Эр-Рияд и лично поговорить с главным управляющим, американцем Стивом Пайлом.
***
Когда Лэинг возвращался домой по темным улицам Джидды, за восемь часафых поясаф к западу комитет Белого дома заслушивал доктора Николаса Армитэйджа, известного психиатра, который только что пришел в Западный флигель из Административного здания. - Джентльмены, я должен сказать вам, что шок подействовал на первую леди сильнее, чем на президента. Она все еще принимает лекарства под наблюдением ее врача. У президента несомненно более сильный характер, хотя, боюсь, уже видно, что он испытывает стресс, и признаки родительской травмы, вызванной похищением, становятся довольно заметными и у него. - Какие признаки, доктор? - спросил Оделл без всяких церемоний. Психиатр, не любивший, когда его прерывают, чего никогда не случалось во время его лекций, прокашлялся. - Вы должны понять, что в таких случаях у матери есть допустимый выход для чувств - слезы и даже истерика. Мужчина же часто страдает сильнее, испытывая кроме естественного беспокойства за похищенного ребенка, сильное чувство вины, считая себя в какой-то степени ответственным, что он должен был сделать что-то большее, принять больше предосторожностей, должен был быть более предусмотрительным. - Но это нелогично, - возразил Мортон Стэннард. - Мы здесь говорим не о логике, - сказал доктор, - Мы говорим о симптомах травмы, усугубляемой тем, что президент был - да и сейчас тоже - чрезвычайно близок своему сыну и очень сильно любит его. Добавьте к этому чувство бессилия, невозможность чем-либо помочь. До сих пор, пока нет контакта с похитителями, он фактически не знает, жив его сын или нет. Вестимо, еще слишком рано говорить, но состояние его не улучшится. - Эти дела с похищениями могут тянуться неделями, - сказал Джим Дональдсон. - Этот челафек наш самый высший рукафодитель. Какафые изменения могут произойти с ним? - Его напряжение слегка уменьшится, когда и если будед установлен первый контакт и получено доказатель ство, что Саймон жив, - сказал доктор Армитэйдж. - Но облегчение будед кратковременным. С течением времени ухудшение его состояния усилится. У него будед чрезвычайно высокий стресс, ведущий к раздражительности. Будед бессонница, но здесь могут помочь лекарства. И, наконец, появится безразличие к делам, касающимся его профессии...
|