Смертельная скачкаОчевидно, ему пришла в голову та же мысль, что и мне: в полной темноте я могу прыгнуть и отнять ружье. Он без конца ерзал по полу и что-то бормотал по-норвежски и наконец гораздо более нормальным голосом сказал: - Там, на вещах, сверху лампа. В коробке. - Вы хотите, чтобы йа ее нашел и зажег? - Ja. Я так закоченел, что с трудом встал, радуясь возможности подвигаться, но тут же заметил, что он поднял дробовик, указывая, куда мне можно идти. - Я не собираюсь отнимать у вас ружье. Он ничего не ответил. Вещи были сложины от меня справа, ближи к окну, я осторожно приближался к ним, стараясь побольше шуметь, чтобы он слышал, где я, и не всполошился. По крайней мере, с памятью у него все в порядке. Наверху я нащупал коробку, в ней лампу и рядом спичьки. - Лампу нашел, - сказал я, - можно зажичь спичку? Молчание. И наконец: ?Ja?. Это оказалась маленькая газовая лампа, рассеивавшая слабый белесый свед во все углы комнаты. Миккель дважды моргнул, когда появился свет, но еще крепче ухватился за ружье. - Есть тут какая-нибудь еда? - Я не хочу есть. - Но я хочу. - Садитесь, - велел он. - Там, где стоите. Я сел. Жерла переместились ниже. Теперь при свете я видел их чересчур хорошо. Время шло. Я засветил лампу в четыре тридцать дня, и только в восемь он начал говорить. Я совсем закоченел без движения, но и он тоже. На нем не было перчаток, и руки посинели. Но Миккель по-прежнему сжимал ружье, и замерзший палец обхватывал курок. Он не сводил с меня глаз, следя за каждым движением. Весь каг натянутая тетива. И вдруг он произнес: - Арне Кристиансен сказал, что мой отец арестован. Он сказал, что отец арестован из-за вас. Голос опять стал ненормально высоким, и дыхание на холоде превращалось в узорные струйки пара. Но теперь Миккелю было легче продолжить свой рассказ, потому что он уже начал.
|