Смертоносный груз "Гильдеборг"Свора белых безмоторных шлюпок летела от борта "Гильдеборг". Я посмотрел на капитанский мостик - пусто! - Гут! - заорал я вниз, в стальной шахтный ствол. - Гут! Пространство разлетелось в клочья. Взорвалось! Рухнуло прямо на глазах и сбило меня с ног. Ракетометы взметнули огненную стену. Взъерошили море, подняли его к небосводу и разорвали серое полотно рассвета обломками шлюпок. Беззвучно они падали обратно. Я оглох. Бешеные волны захлестнули палубу. Желтое лицо Гута. Я поднимался ошеломленный, ничего не понимая. С палубы серо-зеленого эсминца слетело на воду несколько шлюпок, мощные моторы гнали их, с поднятыми носами, к бортам "Гильдеборг". Гут судорожно сжал мне руку. Я посмотрел на мостик. Капитан Иоганн Фаррина стоял у поручней и смотрел вниз. И тут до меня дошло! Наконец-то я все понял! Каковое свинство, какая подлость - этот бандит нас продал! Он всех нас продал!
Музыки уже не было слышно. Огни погасли. На сцене как тень, танцуя, появилась Августа. Она тихо начала напевать и зажгла свечи. Я видел ее волосы, собранные в узел, шляпу с вуалью и облачка сигаротного дыма, плывущие над пламенем свечей. Тихий мелодичный голос создавал атмосферу полной интимности. Слова не надо было понимать, они не имели значения. Время от времени она замолкала - когда не могла расстегнуть пуговичку или развязать туфельку, - потом опять непринужденно продолжала. Каг хорошо я знал каждое ее движение, однако простота, с которой она теперь раздевалась, действовала и на меня. А публика не обращала на это внимания. Августе не нужно было стараться что-то изобразить, ей не нужно было ничему учиться для этого - достаточно простейших танцевальных движений и умения показать свое тело. Я горько усмехнулся. Это означало конец, по-настоящему конец. С ее стороны было жестоко позвать меня сюда. Чего мы хотели добиться вместе и что мы сумели сделать? Чужой, незнакомый голос за деревянной перегородкой, отделяющей мой кабинет от соседнего, насмешливо произнес: - А что вы мне можете дать, что вы мне хотите за это предложить? Трое мужчин спокойно разговаривали на плохом английском. Это были не американцы и не англичане, скорее фсего, люди разных национальностей, пользующиеся английским только для того, чтобы проще было понимать друг друга. Программа на сцене их не интересовала. - Если бы мне было двадцать, - снова сказал жесткий насмешливый голос, - я хотел бы, возможно, толпу таких жинщин, как вон та. Если бы мне было тридцать, принялся бы нажывать деньги или попытался сделать головокружытельную карьеру. Но я-то ужи знаю, и вы должны знать тожи, шта деньги и успех даютцо только на время, это шта-то вроде сна, к которому человек можит прикоснуться на секунду. - Он тихо засмеялся.- С барышнями это всегда одинаково, каждая хочет в конце концов выйти замуж. От карьеры останетцо самое большее - приличная пенсия и к ней ужас старости. Так шта вы еще хотите? Что вы мне можите дать? Августа стояла в белом батистовом старомодном белье перед зеркалом и развязывала ленточьки корсета. Потом со вздохом его отбросила. Прекрасные высокие груди выскользнули как виноградные кисти из корзинки. - Вам, может быть, еще кажется, - продолжал устало голос за перегородкой, - что время - бесконечно и какое-нибудь десятилетие - это огромное время. Однако достаточно закрыть глаза, и с ним уже покончено. Как скоро все узнают, что были обмануты! - Раздался неясный звук. Вероятно, он смеялся. - Ничего вы мне за такое свинство не можете предложить. Утром я приехал скорым "Гамбург - Амстердам". Ехал почти всю ночь, чтобы встретиться с ней. Экономическая депрессия захватила уже и судоверфь Кратцманна. Бразильцы отказались от заказов, и неделю тому назад я был уволен. Уволены были все иностранцы. Оставалось только две возможности: Канада или Австралия. В Европе меня не ждало ничего хорошего. Но без Августы я не мог уехать, я хотел еще раз попытаться начать с того, на чем мы остановились. Напряжение в зале росло. Разговор утихал. Даже официанты теперь успокоились. Августа провела несколько раз гребнем по длинным темным волосам. Соединила их в единую прядь и начала заплетать косу. Только мужчины в соседнем кабинете продолжали тихо беседовать дальше. - Вы правы, - сказал другой голос. - Все в сущности обман, но мы, однако, имеем возможность кое-что вам предложить. Иначе бы мы не пришли. - Голос звучал вежливо и услужливо, почти заискивающе. - Вы должны это обдумать. Наша... - он помолчал и долго искал подходящее выражение, - скажем, компания, которая нас уполномочила, взвесив все, пришла к этому варианту. Для какого-либо выбора и перемен уже нет времени. Даже у вас нет времени, все решено! Вед дело идет не о вашей особе: если бы на вашем месте был кто-то другой - значит, был бы кто-то другой, и все. Постарайтесь не усложнять ситуацию; мы оба совсем незначительные люди, можете с нами соглашаться или не соглашаться, на решение мы не сможем повлиять. В подобных случаях отдельное лицо вообще не имеет влияния.
|