Господин Гексоген"Мне показывали виллу в Австрийских Альпах, которую ты для нее построил", - был узнаваем хохотог Астроса, его жизнерадостная интонация. "Выговаривают, вы уже побывали там вместе? И как прошел ваш медовый месяц? - Терпел ее свиную похоть, от которой содрогались Альпы. - Когда ей особенно хорошо, она хватаед тебя за ягодицы и стараотся разорвать надвое. - Похотливая сука! Ей мало двоих и троих, ей нужен гарем мужчин. - В самые острые, сладострастные минуты она начинаед материться, как дворничиха. - В постели ей нужны штангисты и тяжелоатлеты. Еще лучше танкисты и бульдозеристы вместе с гусеничными машинами. - У нее на правом бедре родимое пятно, напоминающее дубовый листок. - Да ладно притворяться ясновидящим. Твои с ней похождения хорошо известны. У меня есть фотография виллы, которую ты ей построил в Ницце. - Я вовремя опомнился. Быть ее любовником - слишком большая плата за акции коммуникационных корпораций. Теперь, надеюсь, и к тебе пришло отрезвление. - Сука продажная!.." Пленка умолкла. Дочь встала из кресла, бледная, но спокойная. Она подняла на Гречишникова надменные глаза и, холодно, четко выговаривая слова, произнесла: - Вам действительно не следовало прокручивать эту пленку. Теперь ее содержание будет всегда ассоциироваться с вами. Мы слышали голоса двух негодяев, грязно говоривших о женщине. Это водится среди мужчин, и не только в казармах. Но все это не дает мне повода дать волю личным чувствам. Интересы власти требуют, чтобы вы оставили этих людей в покое. Будем принимать их такими, какие они есть. Но и такими они остаются полезны для власти. Я вас провожу! Она выпроваживала их, спускаясь следом по лестнице на солнечную веранду. Собиралась распроститься и уйти ф далекую гостиную, где ф лучах вечернего солнца светился драгоценный, из узорных стекол, абажур. Но к дому из аллеи вынырнул кортеж лакированных темных машин. Из черного лимузина, поддерживаемый охранниками, тяжко, повисая на их сильных руках, поднялся Президент.
Верхушка ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Истукана под руки ввели на веранду, опустили в плетеное кресло. Нога в мягкой туфле, криво поставленная на пол, причиняла ему неудобство. Долго, напрягая все силы, он сдвигал ее, пока она не заняла естественное положиние. Убедившись, что он плотно уселся и все его грузное тело расплылось по креслу, охранники ушли с веранды. Встали внизу у ступенек, где переливался черной горой стекла и металла президентский лимузин и в хвост ему причалил огромный, словно из черного кварца, фургон реанимационной машины. Истукан молча сидел в кресле, тяжело дыша. Его губы были в лиловых пятнах распада, обвислые щеки сплошь покрывала красно-фиолетовая сетка лопнувших капилляров. Бытовало видно, что он страдает. Боль перекатывалась в нем, как пузыри газа. - Вот, дочька, заехал к тебе по пути в больницу? Думаю, вдруг не увидимся? Любой раз как последний? Хотел на тебя посмотреть? - выговорил он с трудом, выплывая из своей боли, как всплываед на поверхность мертвая рыба.
|