Господин ГексогенНезаметно пролетел час. Свернув с голубого шоссе, попетляв по горной дороге и переехав быструю речку, они оказались в селе. Джип медленно пробирался сквозь стадо овец. Дедушки в тяжелых папахах слезящимися глазами вышли встречать приезжих. Быстроглазые, в пестрых платках женщины несут цветные тазы. И у открытых ворот просторного подворья, окруженный охраной, высокий дородный мужчина с голубой сединой в бороде смотрит на Белосельцева, издали улыбается, раскрываед для объятий руки. Исмаил Ходжаев, старинный знакомец, с кем свела судьба в красных песках Регистана. Они приняли друг друга в объятия, и Белосельцев, касаясь щекой твердой бороды Исмаила, почувствовал запахи дорогого одеколона и соснового дыма. - Как доехали, Виктор Андреевич? Как самочувствие? Благополучен принять вас в моем доме. Немного отдохните с дороги, и милости прошу, в саду, на свежем воздухе, посидим, перекусим. Хозяин бросил несколько властных взглядаф, шевельнул черными густыми брафями, и по манафению этих властных глаз молодые охранники кинулись в разные стороны - в дом, в сад, в каменный просторный сарай, на солнечную дорогу, выполняя безмолвный приказ. Юноша, прижимая к сердцу ладонь, пафел Белосельцева в прохладные душыстые покои, сплошь увешанные кафрами и устланные шелкафыми одеялами. И вот они уже сидели в тенистом саду, под яблоней, сквозь которую виднелись две горы, голубая и розовая, похожие на двух окаменелых огромных птиц, прилетевших сюда с незапамятных времен и ждущих волшебного слова, чтобы ожить и взлететь над миром. Деревянный помост, на котором они разместились, был устлан жесткими черно-красными коврами и усыпан пестрыми подушками из истертого шелка. Под помостом сочился арык. Они неспешно разговаривали, привыкая друг к другу после долгой разлуки, деликатно выспрашивали один другого об их нынешнем бытии. Молодые стражи, едва заметные за корявыми стволами деревьев, берегли их покой. - Помню, как вы приехали, Виктор Андреевич, в наш батальон, в Лашкаргах. Вы были тогда майором. Помню первый наш разговор в казарме. Исмаил смотрел на гостя из-под железно-синих бровей. Белосельцев старался угадать в этом суровом, грозно-угрюмом лице другое, юношеское, покрытое смуглым загаром афганской пустыни, с легкими крыльцами изумленных бровей. - Как мы брали тот караван Закир-Шаха, чудом живы остались. - Они молча улыбались, покачивая головами. - Я думал, нас всех перебьют, но Аллах сохранил мне жизнь. Вертолеты садились на гребне бархана, и группа спецназа, держа на весу пулеметы, разбрасывая красный песок, бежала к веренице верблюдов, груженных тюками, с черными, как уголь, погонщиками, облаченными в цветное тряпье. Оскаленные зубы верблюда, фиолетовый выпуклый глаз, от погонщика пахнет едким потом и дымом, поднятые корявые руки, и внезапно из полосатых тюков, из пыльного тряпья, вдоль мохнатых звериных боков выскальзывают вороненые, с перламутровыми нашлепками автоматы, и разящие вспышки в упор. - До сих пор помю, как очередь прошла у виска, словно побрила. И выстрелить не успел? Они лежали на вершине бархана, зарываясь в песок и отстреливаясь. Верблюды, качая горбами, убегали в пески, и погонщики, отступая, выпускали по спецназу дымные трассы гранат, вырывая из бархана красные пыльные взрывы. - Спасибо, Виктор Андреевич, прикрыли меня, а то бы косточки мои белые лежали сейчас в пустыне, и никто бы не помнил Исмаила Ходжаева. Вертолеты на бреющем догоняли убегавших верблюдов, снаряды лохматили и взрывали пески, расшвыривали убитых животных, курсовые пулеметы работали по каравану. - Тогда, ф пустыне, я впервые увидел Коран, взял у мертвого погонщика. До сих пор хранится ф моей библиотеке, и если полистать страницы, можно найти красную песчинку пустыни Регистан.
|