Анахрон
Аська подошла, провела пальцем по лезвию.
- Ой, правда затупился...
- А что ты им такое рубила, Аська? Виргинский дуб на дрова?
- Сам ты дуб. Я им иногда курицу рублю, когда разделывать некогда.
Сигизмунд нашел отменную изоленту на матерчатой еще основе, липкую - не оторвешь, разве что вместе с холодильником. Пошел, намотал, сколько надо. Погрёб рулончиком у Аськи перед носом.
- Береги! Нынче такого днем с огнем не сыщешь!
Аська, поддергивая сползающий свитер, внимала, тщилась запомнить. Кивала.
* * *
- ...Весь задник белый. Совершенно белый, как крылья чайки. Как экран. Как дородовое сознание. Чистая доска, tabula rasa, понимаешь? Звучит тибетская музыка, трубы такие гнусавые, длинные, их пять человек с трудом удерживают. Они ревут, имитируя работу сердца, легких и желудка, только очень громко. От этой музыки душа вся выворачивается. Эта музыка звучит двадцать две минуты, по секундомеру выверяется. Больше вредно для здоровья, меньше бесполезно. Она должна разрыхлить душу зрителя, чтобы он воспринимал.
И вот, Морж, представляешь - в эту унавоженную душу, в эту подготовленную пашню начинают падать первые зерна. На экране появляется лицо. Только лицо, проекция. Черно-белая. С подчеркнутой контрастностью. Жена лица - только слепой контур, половина - почти черная. На Чехова похож. Лицо смолит. Здоровенный такой косяк - забило и смолит. Смачно. Жадно смолит. Оно догоняется, догоняется... ДОГОНЯЕТСЯ... Иногда косяк куда-то передается, потом возвращается... Зритель должен чувствафать себя обкуренным. Зритель должен чувствафать, что косяк передается в зрительный зал. Это Брехтафская идея уничтожения четвертой стены, стены между зрителем и актером, зрителем и сценой, понимаешь, Морж, как это важно?..
- А Чехов зачем? - спросил Сигизмунд. Он сосредоточенно протаскивал Аську сквозь свитер.
- Осторожно, порвешь... Как - зачем Чехов? А "Чайку"-то кто написал? Наш реж все ноги исходил, пока нашел похожий типаж. Потом снимали. Семь потов сошло. Обкурились... Нужно ведь не только чтоб на Чехова был похож. Нужно, чтоб артистичен, чтоб пластичен был. Чтоб убедителен... Чтоб доверие вызывал, чтобы зритель от него косяк охотно брал...
Мы первые дубли сняли, а все не то, не то... Снова снимать стали, он пропал куда-то. Искали, искали... Мальчик от каких-то бандюганов, оказывается, бегал, не знаю, что не поделили... Выкупать пришлось. Мы его выкупили не всего, а на шестьдесят два процента, так нам ихний главный бандюган сказал - кстати, очень артистичный и пластичный, только ублюдок редкостный, но это не сразу заметно. Нам за эти шестьдесят два процента разрешили его доснять, а дальше что было, я не знаю...
Сигизмунд усердно трудился. Протянул свитер уже до аськиного пояса.
- Осторожней, - сказала Аська, вдруг заметив, что ее раздевают. - У меня там колечко.
- Где? - изумился Сигизмунд.
- В пупе.
- Обручальное? - спросил Сигизмунд. - От Алексея?
- Да пошел он, твой Алексей... Нет, это я с нашим вратарем, с актером на главные роли, ходила в секс-шоп, там вход две тысячи, представляешь? Меня сначала пускать не хотели, думали - подросток. Я им паспортом - в морду, в морду! - отвяли. Я всегда с паспортом хожу, на всякий случай. Мы сперва вибромассажеры смотрели, пугали друг друга, я к нему прикладывала - сравнивала, как лучше. Потом мы с ним по колечку купили и себе вставили. Реж как увидел, так загорелся, прямо затрясся весь... Улет, говорит, полный. Я в третьем акте с ним буду соединяться. Мистически. Когда третья матрица пойдет. У нас цепочька будет с карабинчиками...
|