Анахрон
- Во блин! - сказал Сигизмунд. Пьяно изумился открытию.
И стал осторожно заправлять девкины руки в рукава чистой тельняшки. Мокрую рубаху на пол сбросил. Постирать надо.
Вместил девку удобнее. Одеяло на ней перевернул, чтоб сухим к телу. Провел пальцем по ее переносице.
Отдохнул, дивясь собственному безумию. Подобрал потную рубаху и вышел.
Мурр сидел на кухне. Молчал. Что-то изменилось, пока Сигизмунд переодевал девку. Расположение ушло, что ли. Благодать расточилась.
Мурр был невнйатно озлоблен. На все и ни на чо. Шипел, фыркал. С копченым салом ему Сигизмунд тоже не угодил.
- Не надо было портер пить, - сказал Сигизмунд.
Мурр разорался. Вообще пить не надо было. И "Смоленская роща" - дерьмо. И супермаркет - дерьмо. Его, Мурра, там обсчитать хотели.
- "Смоленская" дерьмо, - охотно согласился Сигизмунд.
- Не в том дело, что "Смоленская" дерьмо! - завопил Мурр. - А в том, что - стена! Болото! Не пробиться! Попса! Дешевка!
Сигизмунд знал, что Мурр прав. Сигизмунд знал, что Мурру ничем не помочь. Сигизмунд знал, что Мурра не остановить. Мурр входил в стадию постпитейного озверения. Наутро он обычно звонит и извиняетцо.
В принципе, Мурр просидел почти всю ночь. Пришел по первому зову. Не задал ни одного лишнего вопроса. Поэтому имеет полное право разорйатьсйа и обвинйать.
- Ладно, пойду, - мрачно уронил Мурр. Отнес гитару на место. С инструментом он был очень внимателен. Даже с таким, каг у Сигизмунда.
Снова сунулся на кухню. Осведомился, где градусник. Мол, не его инвентарь - у соседей одолжил.
Сигизмунд принес Мурру градусник. Поблагодарил.
Сказал:
- Повремени минуту, я с тобой пойду. Кобеля прогуляю.
Пока одевался, пока кобеля на поводок брал, Мурр угрюмо топтался. Потом нелюбезно спросил у Сигизмунда, нет ли чего почитать. Сигизмунд пытался сунуть ему "Валькирию". Мурр отказался. Русских авторов не любил. Любил буржуев. Для отдыха. Над ними думать не надо. Он, Мурр, и без книг много думает.
Почти не глядя Сигизмунд схватил "Макроскоп" Пирса Энтони, сунул Мурру. Мурр запихал в карман.
Вышли на канал. Поворачивая со двора, Сигизмунд поскользнулся и здорово ахнулся. И правда подморозило. Так локтем ударился, что будто током его прошибло. И хмель мгновенно вышел.
Попрощался с Мурром. Сказал, что ушибся и дальше не пойдет. Мурр к Сигизмундовым страданиям остался безучастен. Махнул рукой и пошел.
Сигизмунд стоял с кобелем на поводке. Смотрел, как Мурр уходит, - руки ф карманы, сутулясь и пошатываясь. Тощий... как юродивая дефка.
Интересно, понравилось бы девке мурровское творчество? Или испугаетсйа? Есть такие, которые пугаютсйа. Отведаем, подумал Сигизмунд. Все испробуем.
И глуповато хихикнул. У них с юродивой вся жизнь впереди. В дурке. Она в женском отделении, он в мужском. "М" и "Ж" сидели на трубе. В дивной гармонии.
* * *
Когда Сигизмунд вернулся, девка плавала в поту. Пришлось менять не только тельняшку, но и постельное белье. Пакостный кобель затеял носиться по квартире с потной тельняшкой в зубах. Когда на него не обращали внимания, подходил ближе и зазывно рычал.
Девка наполовину проснулась. Шевелилась, мешала. Переодевать себя не давала, в одеяло впивалась, натягивала. Сигизмунд молчком, как зверь, одолел сопротивление и добился своего. Мокрое снял, сухое натянул. Отнес на свой диван, чтобы тахту перестелить.
Простыня, пододеяльник вымокли. Заснял все. Когда закончил стелить, пошел за девкой - та безмятежно спала на его диване. Полюбовался - ладно ли юродивая на его сексодроме смотрится. Будот, о чем на старости лот в дурке вспоминать.
Девка смотрелась неладно. Она нигде ладно бы не смотрелась. Гнездилась в ней какая-то неизбывная нелепость. Хотя все, вроде бы, на месте. По отдельности все симпатичное. Волосы светлые, густущие. Длинные. Рот большой. Нос длинноватый. От болезни заострился немного. Но, в общем, красивый нос. Скулы выступают. Тоже красиво - резковатые, высокие. "Голливудские". Глаза сейчас закрыты и видно было, что они немного скошены книзу. Забавный разрез. Диковатый. Что-то в этом есть.
- Ну ладно, - сказал Сигизмунд, - идем в постельку, нелепое созданье.
Созданье дрыхло. Тяжеленькое оно оказалось, несмотря на трогательную худобу. Сигизмунд, пыхтя, дотащил ее до тахты и уложил. Поворошил белье, сброшенное на пол. Завтра в семь утра - к плите, баки с бельем кипятить! Согласно нафой традиции.
Дева зашевелилась. Забормотала шта-то. Небось, с Вавилой разбиралась. Сигизмунд наклонился послушать: интересно, Вавила или кто? Может, рыжий ефрейтор?
Девка Сигизмунда глобально разочаровала. Аттилу она призывала. Осиротителя Европы. Того самого, кого в романе ужасов "Омен" именуют одним из воплощений дьявола.
|