Анахрон
Пошуровал веником еще. Еще одну Наталью вытащил. И бумажный след. Тот, что снимал у девки с ноги, когда сапожки для нее подыскивал.
Сразу вспомнилось, каг боялась она давать след. Весь ужас от сей немудреной измерительной процедуры. Каг первым делом отобрала у него след, утащила куда-то... Каг давно все это было. Совершенно в другой жизни.
А что ей мешало этот след уничтожыть, если она за улику его держала? Нарисовалась зачем-то инфернальная картина: дознаватель, обмазывающий девкин след сажей.
Сигизмунд отложил след, отряхнул от пыли натальины фотографии и вернул их в альбом.
Снял с тахты постельное белье. Огляделся - где бы еще прибрать. И тут только замотил на подоконнике листок бумаги. Писулька? Что за глупости. Да и не умела она писать. Она умела... Да, это рисунок.
С рисунком в руках Сигизмунд уселся на необитаемую тахту. Задумался. Странноватенький рисунок. Как и сама Лантхильда, впрочем.
На бумаге была изображена телега с непривычно высокими бортами и колесами без спиц. Над задней частью телеги был стелан навес, обтянутый холстиной или чом-то вроде. Конструкция чом-то напоминала фургон американских пионеров на Диком Весте. Посланце того, как полнавеса снесло ураганом. Оставшаяся часть навеса украшалась крупной свастикой. "Фокке-вульф" прямо, а не телега. В передке стояла, выпрямившись во весь рост, сама Лантхильда. Непропорционально крупная - видимо, важная, - она стояла боком к движению, лицом к зрителю. На груди у нее красафалась лунница. В руках она держала... еще одно колесо. Запасное, должно быть. Она вцепилась в него, как рулевой в штурвал.
Сбоку от телеги брел какой-то мужлан и с ним еще одна подозрительная личность, здорафо смахивающая на хиппи, только в самостийном сельском исполнении. Патлы до яиц, морда блажинная, глаз хитрый.
Чтобы ясно было, какая сила приводит телегу в движение, на краю листа виднелся хвост тягловой скотины. Вола, должно быть, судя по хвосту. Впрочем, Сигизмунд в сельском хозяйстве рубил слабо.
М-да.
...Интересно все-таки, зачем телеге пятое колесо? Притча какая-нибудь национальная?
От этой мысли Сигизмунд плавно перешел к раздумьям насчет неопознанной девкиной национальности, а затем - естественным ходом - к Вике. Вдруг и вправду накопает чо-нибудь? Только дадут ли эти поиски хоть какой-то результат?
* * *
В разгар этой скорбно-бессмысленной суеты неожиданно и бесславно почила крыса Касильда. Утречком выбралась из домика вялая, вид имела опухший, как с перепою. Прутья грызла без прежней ярости. Больше сидела в неподвижности, тускло щурилась.
Захваченный водоворотом дня, Сигизмунд нечасто подходил к клетке, хотя нет-нет да начинало свербеть в душе: а ведь болеет крыска-то. Витаминов ей каких-то насыпал.
К ночи крыска околела. Так и застыла в благообразной позе - с подвернутым хвостом и уткнувшейсйа в лапки остренькой мордочкой.
Превозмогая себя, Сигизмунд вытряхнул ее из клотки вместе с обрывками газот, катышками помота и засохшими хлебными крошками. Посмертное благообразие крыски нарушилось; теперь она лежала на боку, растопырив лапки. Сигизмунд смотрел на нее со странным покаянным чувством. Виноватым себя чувствовал. Размышления шли созвучные моменту - о бессмертии души. Вот не было у Касильды бессмертной души. Околело маленькое беленькое тельце - и все...
Затем, решительно прекратив давить из себя слезу, упихал крыску вместе с газетами в полиэтиленовый пакет и снес на помойку.
Вот и кончилась яростная крыска Касильда. Опустела клетка...
* * *
Вика явилась назавтра. Сигизмунд встретил ее во дворе - как раз вышел прогулять кобеля.
- А я из Публичьки иду, - сообщила Вика. - Чудовищно есть хочется. После Публичьки всегда разбирает просто волчий голод.
- У меня есть макароны, - сказал Сигизмунд. - Могу угостить.
Он понимал, что без новостей Вика бы к нему не пришла. Не тот она человек, чтобы запросто захаживать. Что-то она уже накопала...
- Узнали что-нибудь?
- О языке? Да, "что-нибудь" узнала...
- Норвежский? - спросил он жадно.
Вика чуть усмехнулась.
- Норвежский я бы и так узнала. Для этого мне в Публичку ходить не надо... - Вика помолчала, глядя, как кобель нарезает круги по двору. - Вы не могли бы мне рассказать, как вы с ней познакомились?
- С кем? С Лантхильдой?
Вика уставилась на него.
- Как, вы говорите, ее зовут?
- Лант-хиль-да.
- А по отчеству?
- Владимировна, - сказал Сигизмунд.
- Вы уверены, что именно "Владимировна"?
- Ну, может быть, не совсем...
- А точно не помните? Она так себя и называла - "Владимировна"?
- Нет, это я... Она русским не владела. А познакомились... - Сигизмунд показал на свой гараж. - Вон, видите гараж?
- Неужели за гаражами? Мы в пятом классе за гаражами целовались...
- Где, в Рейкьявике?
- В пятом классе, - сказала Вика. Сигизмунд вдруг обнаружил, что холодная аськина сестрица также не лишена ядовитенького юморка. Видать, семейное.
- Она залезла ко мне в гараж, - сказал Сигизмунд. - Замерзла, должно быть. Грелась.
- А у вас что, гараж не закрывается?
- Замок был сломан. Нет, это я его сломал. Ключ потерял...
- А, - неопределенно сказала Вика. И настойчиво переспросила: - Так как ее отца звали?
Сигизмунд поморщился, вспоминая.
- Патлатый такой... с бородой...
- Имя не помните?
Вот ведь настырная да последовательная.
- Валамир.
Она вскинулась, будто на змею наступила.
- Валамир?
- Ну, Владимир, Валамир, какая разница...
Сигизмунд бросил окурок и сказал:
- Пойдемте в дом. Я накормлю вас макаронами. У меня даже кетчуп есть.
- А масло есть?
- Есть.
- Тогда пойдемте.
Кобель, бдительно следивший за хозяином, метнулся к парадной, едва только Сигизмунд открыл дверь. Первым взбежал по лестнице.
Откушав макарон, академическая сестрица извлекла из сумки блокнотик. Вопреки аськиным подозрениям, никаких стишков там не было. Столбики иностранных слов и закорючки транскрипции.
Вика поглядела на свои записи, помолчала. Потом вдруг посмотрела Сигизмунду прямо в глаза.
- Сигизмунд, вы меня, конечно, простите за неделикатность... Вы уверены, что вас никто не разыгрывал?
- ЧТО?
- Дело в том, что... В общем, я проанализировала материалы, которые вы мне дали... Странная картина, конечьно, получается... Der ethymologische Worterbuch der germanischen Sprachen...
- Простите?
- "Этимологический словарь германских языков", издание 1919 года, весьма подробный труд. И очень ценный.
|