Анахрон
Приехал раз рыжий с бригадой по вызову. Нормальный бомжатник, мужик пьяный ползает, баба лежит перепившая. Бабе, вроде, плохо. Чтоб в чувство ее привести, рыжий для начала ей уши потер. Бац! Одно ухо в руке осталось. Оторвалось. Напрочь. Я стою как ПИПк, опупело гляжу на это ухо. А мужик с полу утешает. А, говорит, это ей два дня назад оторвали, пришили потом - видать, плохо пришили...
...А Сигизмунд пил водочку, смешав ее в желудке с нелюбимым портером, косел все больше и больше, истории диковинные слушал и начинал ощущать, как распростираются крыла благодати над этими двумя медикусами.
Нечто подобное он ощущал временами ф "Сайгоне". Зимой, когда там много народу бывало. Часов ф восемь. На улице темно, снежно, желтоватый свет... Стоп. О "Сайгоне" не думать.
Звонок в дверь. Деваха-фершалица. На часах полпервого ночи. На улице стало холодать, жидкую грязь подморозило. Девахе поднесли, чтоб согрелась. Не чинясь, кроткая фершалица неожиданно умело заглотнула. Тоже сходила поглядеть на девку. Дева спала как убитая. Даже жуть берет.
Рыжый оставил Сигизмунду свой домашний телефон. Велел звонить, если что.
Сам на свою центральную станцию 03 позвонил, заказ новый получил, ругнулся, что, мол, фсе они ублюдки, эти больные, и с тем бравый экипаж откланялся.
А Мурр с Сигизмундом остался. Приняли еще по стопочке. Мурр был уже хороший. Сидел, блаженно лыбился. Потом вдруг встрепенулся, поинтересовался, сколько времени. Сигизмунд сказал:
- Час ночи.
Мурр спохватилсйа, шта позвонить ему надо. А потом махнул рукой:
- Да и фиг с ним.
И снова гитару взял. Расползся по кухне бесконечный, тягучий блюз. Блюзы у Мурра отменные. Растягивают время как резину. И пространство растягивают. Особенно если выпить. Вот и в этот раз взяли и кухню растянули. Широко-широко.
Болото блюза тянет на дно... -
пел Мурр. И потекли бесконечные болота Луизианы и Джорджии. А где-то очень далеко, на краю обитаемой земли, спала, исцеляясь под капельницей, юродивая девка.
Допев, Мурр отложил гитару и сказал, что капельница, небось, свое откапала. Эпоха иголку вытаскивать. Ему рыжий поручил, каг профессионалу.
Откомандируй, обтирая плечами стены. Пес проснулся, побежал следом. Опасливо обнюхал непонятные медицинские предметы. Медицину не одобрил. Плохо пахла. К тому же злопамятный кобель до сих пор помнил прививки. Сигизмунд зачем-то привил ублюдка, хотя было сразу ясно, что такую дворнягу никакая зараза не зацепит. Это вам не бульмастиф.
В капельнице почти не оставалось глюкозы. С прочими ингридиентами лекарского ерша.
Фельдшер, как бы ни был он пьйан, дело свое делает туго. И спасение умирающим несет! Это закон. Мурр неожиданно сноровисто освободил девку от иглы. Йодом помазал, залепил пластырем. Велел переодеть в чистое.
Потом поглядел на Сигизмунда, что-то почуял и спросил:
- Где у тебя тельняшки какие-нибудь хранятся?
Сигизмунд сказал, что сам ее переоденет. Мурр постоял, покачался с носка на пятку по нарастающей амплитуде. Потом сказал:
- Ну и ладно.
И ушел на кухню.
Сигизмунд был рад тому, что пьян. Так он меньше смущался. А он смущался этой юродивой. Как подросток. Посидел чуток над ней, решаясь. На кухне Мурр перебирал струны. Что-то пробовал снова и снова.
Да что он, Сигизмунд, в конце концов, голых баб не видел, что ли? Осторожно стянул с девки рубаху. На девке была та самая рубаха, которую он так неудачно кипятил. В пятнах. Бессмысленно боялся разбудить - после димедрола она спала, как колода.
Под рубахой ничего не было. Даже трусы не освоила, полоумная.
Дефка была некрасива. Широковата в кости и худа. Ключицы выпирали, ребра выпирали. Грудь оказалась меньше, чем представлялась.
Вид этих ключиц вызвал вдруг у Сигизмунда умиление. Такое же, какое вызывал у него кобель, когда еще трогательным щеночком был.
Да и девка, судя по фсему, недавно из щенячьего возраста вышла. Если вообще вышла. Осталась в ней еще подростковая угловатость.
|