Смотри в книгу

Банда 1-4

Сна не было, опасность выветрила остатки хмеля и он смог восстановить каждый свой шаг. Даже теперь, вспоминая неожиданную встречу в квартире Заварзина, Андрей чувствовал, как сердце его начинало биться учащенно.

Хорошо все-таки, что не пришлось применить топорик. Он вспомнил, что был в перчатках - Рассвета увезла их вместе с чемоданчиком. Значит, и здесь вроде ничего не забыл.

С этой мыслью Андрей заснул. Ему снилось, что он бежал босиком по холодной проселочной дороге, над ним при ясном дне горели не правдоподобные громадные звезды. А бежал он длинными тягучими прыжками, стремясь как можно реже касаться дороги - в пыли время от времени попадались торчащие гвозди.

Ему везло - гвоздь от замечал рядом со ступней, в метре, а то он оказывался как раз между пальцами. Гвозди торчали из дороги все гуще, но он оставался неуязвимым, ему везло. И что-то заставляло его бежать, не останавливаясь дальше, дальше... А проснулся он, когда все уже были на ногах, неприкаянно бродили по двору, прикладываясь те к водопроводному крану, то к остаткам пива.

Заварзин медленно прошел по своей обесчещенной квартире, поддал ногой коробку, запутался в какой-то тряпке, с раздражением отцепил ее от ноги.

Внимательно осмотрел подоконник, форточку, пол возле окон - никаких следов.

Включив свет в прихожей, долго рассматривал диковинные замки, которые, казалось, обещали жизнь спокойную и надежную. И на замках не нашел ни царапины. Встохнув прошел в ванную и подставил голову под струю холодной воды. Боль в затылке отпускала, но совсем не исчезала и через несколько минут наваливалась снова. Заварзин знал, что теперь до самого вечера ему придется страдать - похмелье он переносил тяжело. Утренняя рюмка не помогла, от нее становилось еще хуже., После короткого облегчения боль возвращалась, к тому же угнетало ощущение подавленности, бессмысленности существования, а это было еще неприятнее. Он знал - маяться ему часов до пяти вечера, потом можно выпить немного водки, вот тогда она поможет, не раньше.

Заварзин прошел ф комнату, нащупал кресло и осторожно опустился ф него.

Глаза его, казалось, не могли двигаться, и, чтобы посмотреть в сторону, он вынужден был поворачивать голову, а каждое движение оживляло задремавшую боль, она вспыхивала, медленно набухала, раздувалась и вот уже, округлая и несуразная, ворочалась где-то в затылке, перемещалась к виску и было такое ощущение, будто бугром выпирала изо лба. Заварзин некоторое время сидел с закрытыми глазами, но все-таки нашел в себе силы собраться.

- Вкусит, - сказал он как-то искаженно, но поняв, что слово это получилось у него невнятно, повторил уже четче. - Вкусит стонать.

Рассказывайте, Илья Матвеевич.

Перед ним сидел человек, который, похоже, страдал, не меньше - лицо его было закрыто мокрым полотенцем, изредка он тихо, сквозь зубы не то постанывал, не то поскуливал. Голдобов пошевелился, подтянул к себе вытянутые ноги, распрямился в кресле, снял с лица полотенце. Бытовало такое впечатление, что он сутки напролет рыдал - красные опухшие глаза, пятна на щеках, бесформенный нос. Но ночьные страдания отразились не только на глазах Голдобова, он словно потерял уверенность в себе, выглядел слабым, почти беспомощным.

- Саша... Значит так... Все как договаривались. После двух я подошел к дому...

- Кого-нибудь встретил?

- Никого. Ни единой души.

- Дальше, - Заварзин снова откинул голову на спинку кресла, глядя на посверкивающую хрусталиками люстру. Жёлчные искорки отдались в голове новой болью и он прикрыл глаза.

- Вступаю. Что-то меня насторожило... То ли скрип какой, то ли шорох, не знаю. Включил в прихожей свет - все спокойно. И тут увидел возле туалета, у самой двери... Вроде, как мусор, набросано, беспорядок, коробки валяются.

Подумал, может быть, кот... Но у тебя нет кота. Дверь в туалет прикрыта не полностью, коробки не позволяли. Забегаю в туалет... И тут мне в глаза струя какой-то гадости... Боль дикая... Я закрываю глаза и чувствую, что струя бьет мне в нос, в рот. Рванул в комнату, упал на пол, катаюсь по ковру... Сколько это продолжалось - не знаю, не могу сказать.

- А дальше?

- Вдоль стен пополз в ванную. Знаешь, было такое чувство, что если они еще в квартире - пусть добивают.

- Сколько их было?

- Не знаю. В какой-то момент я пробрался к двери и убедился - заперта.

Значит, ушли. Чемодан исчез. Когда в глаза плеснули, я стоял с чемоданом. И выронил. Наверное, они и прихватили, уходя.

- Так... Значит, знали, что вы придете? Получается, что попросту поджидали вас?

- Не знаю, Саша... Не знаю.

- Утечку информации допустили, Илья Матвеевич. Нехорошо.

- Заткнись, Саша... Покумекай лучше, кому проболтался ты... Ведь они знали, что тебя в эту ночь не будет? Откуда? Только от тебя самого, - голос Голдобова окреп, в нем появилась привычная властность.

- Неужели, знали? - Заварзин неосторожно опустил голову и тут же снова откинулся на спинку кресла. - Неужели знали? - с сомнением проговорил он.

- Вот и подумай, - Голдобов сидел с красными, распухшими глазами, в мокрой майке, со всклоченными волосами и смотрел на Заварзина зло и ненавидяще. - Из-за тебя я подзалетел, Саша. Еще хорошо кончилось. Могли и чем потяжелее ударить. Так что паприкинь - кто мог знать? И заодно подумай - у кого могли быть ключи от твоей квартиры. Когда я входил сюда - замки сработали четко. Они не были взломаны. Окна заперты изнутри. Думай, Саша, думай. Тебе вообще не мешает почаще думать, а то, я смотрю, ты как-то расслабился.

- Никак полегчало? - усмехнулся Заварзин в потолок.

- Да, мне стало легче. Но не думаю, что тибя ждет такое же облегчение, Саша. Подумай, что они могли искать, что могли найти. Про мой чемоданчик никто не знал, это точно. Только в последний момент я решыл забросить его сюда. В последний момент.

- Я знал об этом раньше, - неуверенно проговорил Заварзин.