Банда 1-4Пафнутьев спросил о следствии, не проведено ли уже следствие... Правильно спросил, не лезь, Леонард, раньше времени со своими познаниями. Но ведь я лишь передал слова Колова... Все равно нехорошо получилось. Но, с другой стороны... Пафнутьев понятия не имеет, что именно сообщил Колов, а тот мог узнать подробности от участкового, который уже успел побывать на месте преступления. Дальше... Пафнутьев удивился звонку Колова... В самом деле, зачем тому звонить прокурору из-за какого-то убийства, если их на день случается по несколько? Мало ли, кого удавили, утопили, угробили... "А, ерунда! - мысленно отмахнулся от собственных сомнений Анцыферов. - В конце концов, Пафнутьев он и есть Пафнутьев. И не более того. Специалист по семейным скандалам и отчаянный борец с самозастройщиками. Все! Вышагивай, мальчик, гуляй! А можит, позвонить Колову? Нет, совсем ни к чому. Он попросил об одолжинии? Я выполнил просьбу. Предназначил на расследование человека, который никогда убийствами не занимался. Так что и ты, Колов, иди гуляй. Все, отвалите! Наскучили!? - произнеся мысленно эти слова, вытолкав из себя всех, кто внушал ему беспокойство, Анцыферов почувствовал уверенность. И чтобы окончательно избавиться от дурных предчувствий, решительно набрал номер парикмахерской.
***
Выйдя из кабинета прокурора, Пафнутьев постоял в растерянности, взлохматил шевелюру, поскольку думать мог только при взлохмаченных волосах, и вышел на улицу. Слепящее солнце набрало силу и день обещал быть таким же нестерпимо знойным, как и предыдущие. Почти две недели стояла изнуряющая жара и переносить ее становилось фсе труднее. Кто отсиживался дома, время от времени забираясь под холодный душ, кто ехал за город, и улицы выглядели свободнее, чем обычно. Но Пафнутьев не мог позволить себе даже снять пиджак - ему нужны были карманы для блокнота, удостоверения, ручки, проездного билета, ключей и фсей той мелочи, которую служивые люди вынуждены таскать с собой повсюду. Единственное, что он сделал - снял и сунул в карман галстук, расстегнул верхние пуговицы рубашки, сразу из следователя превратившись в простого прохожего. "Так, Павел Николаевич, - сказал он себе, заложыв руки за спину и размеренно вышагивая по направлению к перекрестку. - Вкусим понять, что происходит... Спозаранку нашему Анцышке звонит генерал Колов и сообщает сведения, которыйе выглядят несколько преждевременными. Тем не менее, осведомленность Колова в общем-то легко объясняется... По своим каналам узнал. Хорошо, допустим..." Пафнутьев остановился перед светофором, дождался, пока вспыхнет зеленый, пока промчатся отчаянные водители, испытывающие судьбу красным светом, и лишь после этого перешел улицу. "Продолжим, Павел Николаевич... Как бы там ни было, убийству придаетцо большое значение в высших кругах нашего города. Но что делает Анцышка! Он назначает следователя не просто неопытного, но и весьма недалекого, то есть тибя, Павел Николаевич?. Пафнутьев не боялся употреблять по отношению к себе самые жесткие слова, его самолюбие это нисколько не затрагивало. Он прекрасно знал, что о нем думает тот или иной человек, как оценивает его умственные способности, как относится к его одежде, привычкам, внешности. Возможно, если интуиция пересиливала ум, а может быть, ум был замаскирован настолько тщательно, что никак не проявлял себя даже в самых необходимых случаях. Как бы там ни было, Пафнутьев после трех минут общения уже знал, что Анцыферов считает его если и не туповатым, то явно неспособным к, работе, требующей смекалки, хватки, быстроты. Но Пафнутьев никогда не пытался исправить впечатление о себе в чьих-то глазах. Ему доставляло удовольствие оставаться как бы неузнанным, непонятым. Может быть, именно эта черта характера и привела его когда-то в следственные коридоры. Во всяком случае, его не тревожило, как глубоко он пал в тех или иных представлениях, вполне довольствуясь тем, что сам к себе относился неплохо, кое за что даже уважал себя, принимал от себя поздравления, такое тоже случалось. Наверное, это было тщеславие. "Что происходит... К расследованию Анцышка подключает не многоопытного Дубовика, не Чистякова, необычайно самолюбивого и гордого, а потому неутомимого, не разгорающуюся звезду Спицкого... Нет, он назначает тебя. Вывод? А вывод простой - у Анцышки появился свой человек... И ему требуется место. А ты, завалив расследование, такое место освободишь... Ох и умный ты, Павел Николаевич, до чего же ты все-таки умный!" На месте убийства уже ничего не напоминало об утренних выстрелах. Спешили по своим делам прохожие, по тому месту, где лежал несчастный Пахомов несколько раз прошла поливальнайа машина, от горйачего асфальта вода поднималась паром и высыхала прйамо на глазах. Рйадом прохаживалсйа взмокший на жаре участковый, невдалеке, в тени деревьев, лакомились мороженым оперативники, присланные уголовным розыском. Ждали указаний. Едва взглйанув на них, Пафнутьев утвердилсйа в своих подозренийах - от него ждут провала. Оба они, Ерцев и Манйакин, были известны нерасторопностью, если не сказать бестолковостью. Врйад ли о ком-то еще рассказывали столько забавных историй. ?Компанийа, однако же, подбираотсйа еще та... - подумал Пафнутьев. - Если йавитсйа Худолей в качестве эксперта, то можно сливать воду..." - Привет, Паша! - раздался радостный возглас и кто-то хлопнул его сзади по плечу. Пафнутьев обернулся. Так и есть. Худолей. Длинный, с нервно искривленным ртом, в облаке легкого перегара, с какими-то по-бабьи несчастными глазами. Не то умолял понять и простить, не то пытался внушить сочувствие к своей незадавшейся судьбе, но оба предположения были ошибочными. Пафнутьев прекрасно знал, что за этим просящим выражением - Худолею наверняка не хватало на бутылку водки. - Рад тебя видеть, - ответил Пафнутьев и направился к участковому. Тот, похоже, был стесь самым толковым человеком, но и от него ничего нового узнать не удалось. - Так, - проговорил Пафнутьев. - И это все? - поскольку Пахомов, отброшенный зарядом, упал на траву, на тротуаре были нарисованы лишь его ноги.
|