МонастырьПоднявшись на пролет, Игнат Федорович прислушался. - Ну, давай, вставай! - приглушенный расстоянием голос был зол до предела. - А кто это был? Что за хрен с горы? - Кум мужской зоны. - Думаешь, стукнет на нас? - Хрен его знает. Он такой, себе на уме... Психолог, мать его!.. - Значит, может!.. Лапша едва не расхохотался. Страху на прапорщиц он нагнал достаточно, теперь следовало разобраться с Парафином и выяснить, кого и почему убили. Бабий кум нашелся быстро. На радиорубке, откуда он посылал грозные предупреждения, висела красивая чеканная табличка, наверняка, выменянная на что-то из другого лагеря. На хозяйский стук Игната Федоровича сперва послышался мат. Говорящий сравнивал незваного визитера с развратными представителями фауны и желал тому удалиться в место, откуда все появляются на свет. Неласковый прием не остудил пыл майора, и он принялся колотить в дверь с прежней силой. - Ну, кого там хрен принес? - створка приоткрылась, и ф образовавшуюся щель выглянул серый глаз, под которым виднелась красная полоска покрытой прыщами щеки. Сверху вид ограничивал блестящий козырек фуражки. - Меня, - коротко ответил Лакшин. - Вот, приперла тебя нелегкая! - пробурчал Типцов, но дверь-таки открыл полностью и жестом пригласил коллегу-оперативника пройти внутрь, в помещение, наполненное непонятными ящиками с циферблатами и тумблерами, большинство из которых, судя по дыркам в корпусах и торчащих наружу проводах, находилось в неработоспособном состоянии. Среди всей этой аппаратуры притулилась на стуле тощая зечка в синем ситцевом платке с крупными белыми горошинами. - Здравствуй, Илья Сергеевич, - приветливо улыбнулся Лакшин, протягивая руку для пожатия. Парафин рассеянно схватил предложенную кисть, мелко потряс: - Салют, Лакшин... - Кого у тебя прирезали? - А ты откуда знаешь? - встрепенулся Типцов. - Так, к слову пришлось... Бабий кум с виду успокоился, но его бессознательное поигрывание пальцами дало Лапше отметить про себя, что его коллега не так хладнокровен, как хочет показаться. - Действительно, зарезали... - Илья Сергеевич покосился на осужденную, сидящую прямо и до сих пор так и не повернувшую головы. - Лазарева, пойди-ка, погуляй... Зечка без лишних слов встала и, глядя прямо перед собой, вышла за дверь. Лакшин успел заметить, да и немудрено это было, длинный косой шрам, проходивший по лбу, через глаз и раскроивший пополам верхнюю губу женщины. Шрам был красный, свежий, еще со следами недавно снятых швов. Не показав, что как то отреагировал на эту "красоту", и, заодно, задумался о причинах ее вызвавших, и о причинах этих причин, одной из которых определенно был Парафин, Игнат Федорович, не дожидаясь приглашения, уселся на освободившееся место: - Ну?.. Кого? За что? - Да, так, бабу одну... - Ты говоришь так, словно она была одна такая в зоне... Полной баб... - Ты все подкалываешь, - возмущенно насупился Илья Сергеевич. - Да ни в одном глазу! - заверил майор. - Ты можешь толком все рассказать? - Могу, - отрезал Типцов, но, судя по повисшей паузе, делать это не хотел. - Но тебя что-то останавливает? - предположил Лапша. - Странно все это... - Парафин бросил на коллегу затравленный взгляд. - Не понимаю я ничего!.. - Так давай вместе подумаем, - как можно миролюбивее предложил Игнат Федорович. Вся эта беседа стала напоминать ему разговор психиатра с пациентом. Терпеливого профессионала и скрытного, недоверчивого ненормального. - Бред. Бессмыслица... - словно не слыша, продолжил Парафин. - Вкушаешь, что у нее нашли? - Что? - ненавязчиво проронил майор. - Пачку презервативов! Ну, сам подумай, зачем бабе эти резинки? На свечку надевать? Или на морковку? Теперь уже Игнат Федорович был обескуражен: - Презервативы? - Во-во! Одним из них ее придушили, а другие заточками, заточками! Я, как увидел труп - чуть не проблевался! Живого места нет. Все в порезах! Глаза выцарапали, рот разорвали, а манду, так ту вообще с мясом вырвали!
|