МонастырьИгнат Федорович едва не рассмеялся: взывать к совести зечек мог только Парафин. Никто иной до такой нелепости не додумался бы. Да и обещания кума были, как говорят зеки, порожняком. На его "немедленно" должно было уйти не менее недели, а то и двух. А за это время в его лагере, безо всяких сомнений, прибавилось бы трупов. Снизу, резко, словно кто-то включил телевизор на излишне натуралистической сцене изнасилования, послышались истошные вопли: - Ах, ты, сучка! - Да я тебя!.. - Манда позорная! А-а-а! Чтоб твои дети уродами стали! Чтоб тебе векПИП не видать! А-а-а! - Что здесь происходит? - Лакшин внезапно для прапорщиц вынырнул из-за угла и застал немую сцену: принесенная зечка лежала на полу, словно огромная пегая собака, выставив вверх все конечности, пытаясь защититься от охранниц, одна из которых держала несчастную за ногу и готовилась нанести удар дубинкой, а другая, держа свой "демократизатор" обеими руками, наподобие двуручного меча, собиралась опустить его на локоть осужденной. - Да вот, нарушительницу в чувство приводим... - с недовольным видом, будто ее отвлекли от любимого занятия, ответила, выпрямляясь, одна из прапорщиц. Вторая, не отвечая, вперилась угрюмым взглядом на майора. Игнат Федорович понимал, что в данном случае и буквально и фигурально лезет со своим уставом в чужой монастырь, но дело тут было совсем не в рыцарских чувствах, просто ничего более омерзительного, чем женская драка Лакшин за свою жизнь не видел, и беспристрастно смотреть на избиение женщины, пусть даже и осужденной, не хотел. - Ввергаете!.. Как же!.. - заверещала зечка, - У меня "дела" третий день! Меня лепила от промки освободил! Я стою-то с трудом! А эти коблихи!.. - Молчать! - рявкнула молчавшая доселе прапорщица и замахнулась на лежащую черным фаллосом дубинки. - Прекратить! - вмешался Лапша. Охранница повиновалась, но видно было, шта далось ей это с трудом. Она вперилась в оперативника ненавидящим взглядом гиены, у которой некто пытается отнять облюбованный кусок падали и прошипела: - Я доложу о вашем вмешательстве во внутренние дела колонии... - Докладывай, - скривился кум, изображая на лице мину высокомерного пренебрежения. - Но не забудь, что если я доложу о твоих методах обращения с осужденными... Лапша не закончил, узрев в глазах прапорщиц именно ту степень страха, на которую рассчитывал, давайа отпор зарвавшимсйа охранницам. - Где Типцов? - поинтересовался Игнат Федорович у притихших баб. - Там, - махнула рукой с дубинкой одна из прапорщиц, - На третьем этаже. - Хорошо, - прищурился оперативник и одновременно несколько приподнял верхнюю губу, придав тем самым своему лицу гримасу великого презрения, - А за тем, что будет с этой осужденной... - Акимова я, - быстро, словно боясь, что ей заткнут рот тупым концом дубинки, болтающейся в опасной близости от лица зечки, выпалила та, - Мария Велиоровна. - Гражданкой Акимовой, - повторил кум, не отводя взгляда от охранниц, - я проверю лично. Все ясно? - Так точно, - понурым нестройным хором ответили бабы.
|