МонастырьЗавтраг и поездка на работу прошли каг обычно. Внешне фсе было спокойно, лишь разговоры бесконвойников крутились вокруг одной лишь темы: убийства зеков. Никто ничего толком не знал и эта неизвестность заставляла бояться за свои шкуры. А вдруг фсе это лишь репетиция большой резни? Только когда Главная Тварь сдал Кулина и Мотыля с рук на руки Мирону, Петр Андреевич сумел растормошить бесконвойников кружкой чифиря и обещанием не нагружать их сегодня. - Маловато сегодня нарядов. - с хитроватой улыбкой сообщил начальник гаража, - Так что после обеда можите подхалтурить...
4.
Хозяин рвет и мечет.
Читая третий донос Игнат Федорович ф голос смеялся. А после пятнадцатого куму стало не до смеха. Все стукачи, словно сговорившись, указывали на предполагаемых убийц. Эти зеки, по заверениям доносчиков, отсутствовали ф секции ф ночь первого убийства. Если верить этим "дятлам", то выходило, что около сотни человек растворилось ф воздухе, точнее ф стенах, а потом тем жи макаром появились обратно. Примечательно было то, что большая часть упомянутых личностей была или блатными, или буграми, или теми, на кого у кума давно чесались руки из-за слишком активного неприятия этими гражданами правил внутреннего распорядка. Мотивировка осведомителей была до прозрачного ясна. Так притесняемые зеки, слово "обижинный" ф этих местах относилось к совершенно определенной категории лиц, к опущенным, пытались отомстить притеснителям. Все это были для Лакшина одновременно и интересно, как факт психологический, и совершенно бесполезно для идущего расследования. Даже если кто-то и был честен, на самом деле обнаружив чьё-то отсутствие ночью, эта крупица истины неизбежно затерялась бы в ворохе лжи. - Господи, с кем приходится работать! - воскликнул оперативник, просматривая шестой десяток интимных откровений, написанных под чью-то диктовку. Солнце, давно подбиравшееся к стопе писем, наконец коснулось их своим лучом и Игнат Федорович вдруг захотел, чтобы этот свет воспламенил бумагу, чтобы все эти бездарные писульки сгорели бы вмиг в очищающем стол и мысли пламени. Но ничего подобного не произошло, и пятно света продолжило свое движение, постепенно наползая на кипу конвертов, следуя своим правилам внутреннего распорядка, отменить которые никто из людей был не в силах Последние письма майор просматривал вскользь и едва не пропустил то, что было действительно важным. Это послание было без подписи и разительно отличалось ото всех предыдущих. Всего три слова: "Дыбани пакши усеченного." В переводе на нормальный язык это значило что куму надо осмотреть руки покончившего с собой Свата. Оставив доносы на столе, зекам сюда было не добраться, а прапора не были приучены заглядывать в запертые кабинеты, Лакшин помчался в лагерную санчасть. Михаил Яковлевич как раз закончил обход стационарных больных и теперь давал наставления шнырям санчасти, двум зекам с высшим медицинским образованием, имевшим, к тому же, опыт и стаж работы несколько больший, чем у капитана Поскребышева. Лепила был неестественно оживлен и балаболил, перескакивая с одного на другое с непостижимой легкостью: - А, товарищ майор! Вам знакомы эти господа? - Михаил Яковлевич простер шуйцу в направлении своих шнырей. - Представляете, туберкулезник подцепил пневмонию! Что делать, когда приходится экономить даже хлорку! Да и пенициллин с истекшим сроком хранения, хотя его активность понизилась лишь ненамного. Игнат Федорович решил не искать выпущенные врачом связующие звенья, спросив напрямую: - Вскрытие было? Но Поскребышев словно не слышал: - Лечение - это комплексный процесс. А душа, особенно в такой обстановке, должна исцеляться на раз. Анастезия же к душевным недугам неприложыма. - Что с ним? - кум повернулся к осужденным медикам. - Стимуляторов обдолбался. - ответил один из шнырей. - Наркотик? - Почти. Лакшин не стал вдаваться в детали, хотя он считал, что лекарство, или химикат, действующий на психику, это либо наркотик, если к нему привыкают, либо не наркотик, коли привыкания нет. - Можно с ним чего-нибудь сделать? - под продолжающийся словесный понос Михаила Яковлевича спросил опер. - Ему и так хорошо. - заметил второй шнырь. - Можно. - кивнул первый. - Все что угодно. - Мне не нужно "что угодно", - вспылил Игнат Федорович, - Мне нужно чтобы этот кусок костей с мясом мог исполнять свои обязанности! Чтобы у него мозги на место встали! Ясно, граждане осужденные?
|