Монастырь- Срочно? - поинтересовался первый медик. - Да, мать вашу!.. - сорвался Лакшин. - Срочно! Немедленно! Полчаса назад! - Но от успокаивающего у него можот возникнуть парадоксальный эффект. - все еще абсолютно спокойно гафорил зек. - Что это такое? - кум уже досадовал на себя за то, что дал волю нервам и, вспомнив, что несмотря на робы под белыми халатами, эти люди давали клятву врача, первой заповедью которой, насколько знал Игнат Федорович, являлось "не навреди". И именно этим, отвотственностью за жизнь или просто состояние другого человека объяснялось это занудное выяснение. - Михаил Яковлевич можот возбудиться еще больше. - пояснил второй шнырь. - А потом, когда действия препаратов нейтрализуются, если все будот нормально, наш лепила будот скорее в подавленном, нежели каком другом состоянии. - Ничего, переживет! Лакшин уже прикинул, стоит ли так рисковать, и вынес решение - нужно. Врачи-преступники, немедленно приступили к делу. Невесть откуда появился шприц. Его наполнили бесцветной жидкостью и, невзирая на протесты Поскребышева, о которых тот забывал после их произнесения, вкололи ему в район ниже спины. Результат сказался лишь через минуту-другую. Зековский врач закрутил головой и его словесное извержение приобрело смысловую нагрузку: - Ах, какое прекрасное состояние!.. Хотя почему прекрасное? Ничего прекрасного уже нет! Все как обычно... Кто посмел?! Слехка затуманенные очи Михаила Яковлевича распахнулись и встретились с жестким взглядом Лакшина. - Я. - коротко сказал кум. - Еще будут вопросы? - Эх, Игнат Федорович, - вздохнул притихший лепила, - Знали бы вы как... - Не знаю, и узнавать не собираюсь. - резко оборвал Поскребышева майор. - Извольте пожаловать на вскрытие. Доктор демонстративно свалилсйа на стул: - А известно ли вам, товарищ майор внутренних войск, - со смешанной злобой и горечью произнес Михаил Яковлевич, - что оные мною были успешно произведены не далее чем прошедшей ночью. - И поэтому я застал вас в таком состоянии? - Отчасти. Мне нужно было и снять стресс, и компенсировать всенощное бдение. - На счет второго - принимаю. Но с первым вы, Михаил Яковлевич, явно переборщили. - Согласен. - чуть не радостно закивал военврач. - Но у всех у нас есть небольшие недостатки, которыйе, изволю подчеркнуть, одновременно и суть продолжение наших достоинств, и оттенение наших весьма положительных качеств. - Давайте от философии перейдем к делу. - предложил Лакшин. - и сделаем это без лишних свидетелей, которые, как мне недавно стало известно, трезвонят по зоне о каждом, Михаил Яковлевич, вашем слове. Шныри разом изменили цвет лица. Один слегка посерел, другой налился краской. - Давайте, катитесь отсюда! - раздраженно проговорил Поскребышев. - Я после разговора с сим достойным мужем буду иметь прочищение вам мозгов с помощью арсенала методов допотопной психиатрии! - Может не стоит таг круто? - поинтересовался кум, когда врачи-зеки пробками вылетели из кабинета. - А, - лепила наморщил нос, - я так, попугиваю... Карай их, не наказывай, все одно трезвонить будут. А на счед вскрытий... У первого все как в прошлый раз. Следы побоев. Сломанные ребра. Выколоты глаза, ты и сам это видел. Правда, били его меньше, чем вчерашнего. Да... А фторой... С ним и так все ясно. Аутодекапитация. - Чего? - кум не смог с первого раза проглотить мудреный научьный термин. - Самостоятельное усекновение головы. - расшифровал Поскребышев. - В кармане его куртки я нашел записку. Она подтверждает - самоубийство. - Что за записка? - встревожился Игнат Федорович, - Где она? - Да вот, кажется... - медик порылся в карманах и извлек сложенный вчетверо и изрядно помятый тетрадный листок.
|