МонастырьНиколаю слегка повезло. Он попал к Макитре, который вел поиск запрещенных предметов лишь чуть менее рьяно, чем его коллега. - Колись сразу: чего несешь? - Котлету, макароны и щи. - честно ответил Николай. - Только ты хрен их отшмонаешь... - Надо будет - блевать заставлю. - не принял шутки Макитра, - Разувайся. В сапогах, естественно, ничего не оказалось. Прапор провел руками по штанам Кулина, залез во все карманы, прощупал пояс спереди, за спиной. Чирканул по позвоночнику, проверил подмышки, рукава и, удовлетворившись, позволил Николаю обуваться, отвернувшись к следующему. Деньги Акимыча остались ненайденными. Некоторые зеки, дабы пронести такой ценный груз в зону, запаивали финашки в целлофан и ныкали в "карий глаз". Куль считал, что он не опущенный, чтобы пользоваться таким способом, и сделал в своей рабочей телогрейке несколько потайных карманов. Два на лопатках и два спереди, чуть выше и сзади настоящих карманов. Туда, по наблюдениям Николая, прапора почти никогда не заглядывали. И именно в них сегодня башли проехали в монастырь. В отряде Куль сразу переоделся в чистое. Перекурив и дождавшись пока немного пройдет накопившаяся за день усталость, Николай дождался Семихвалова, который куда-то ускакал по своим делам, и они вместе отправились в столовку. Определенного времени для ужина у бесконвойников не было. Они могли и задержаться, и приехать раньше, чего почти никогда не бывало, разве что в пятидесятиградусный мороз, который однажды ударил прошлой зимой. Поэтому баландеры, едва завидев зеленую бирку с буквами Б/К, немедленно насыпали полную шлёнку чего-нибудь диетического с большим количеством мяса, присовокупляя к этому жестяную кружку молока. Не обращая внимания на шнырей разных отрядов, стоящих к раздаче, Николай протиснулся между ними и застучал ладонью по пластику: - Эй, баланда! Две порции! Арестовав миски, полные густой пшенки, поверх которой лежали здоровенные ломти вареной трески, Куль отыскал глазами свободный стол и, заняв место в центре скамьи, начал трапезу. Семихвалов присел напротив и последовал примеру семейника, запустив весло в кашу. - Слыхал? - выковыривая черенком ложки кости из белого рыбьего мяса спросил Семихвалов, - Крапчатого на вахту сволокли. А с ним еще кучу блатных. - И чего? - проговорил Николай с набитым ртом. - Не врубаешься из-за чего? - Ну? - Базарят того мужика из восьмого отряда по приказу Крапчатого мочканули! - А нам до этого что? - Куль продолжал наворачивать кашу, изредка поглядывая на лик, выглядывающий из спелых колосьев на стене. Николаю всегда казалось, что глаза этого святого пронизывают его насквозь, глядя с нечеловеческой укоризной, и призывают к немедленному покаянию. Николай знал за собой множество грешков и почти каждый раз бывая вечером в столовке мысленно исповедовался этому образу и просил простить его, погрязшего в разнообразных махинациях. - Как что? - Семихвалов даже остановил движение ложки ко рту, - Крапчатый начал масть казать. Чует мое седалище - пойдут шерстяные актив резать. - А ты и выронил из своего седалища... - Ты еще черного бунта не видал. Как навалятся целым кагалом!.. - Будто ты его видел. - ухмыльнулся Куль. - Видеть - не видел, а мужики базарили как это бывает. - Вот и пусть дальше базарят.
|