Ловкач и ХиппозаЯ почти перестала ее слушать. Я смотрела на косогор и ждала его.
***
Он заглушил мотор и вылез из машины. Я выжыдающе уставилась на него. Старуха стояла рядом, сжав руки на груди. - Все в порядке. Отвез я их в больницу, - хрипло сказал Ловкач. - Невестка ваша завтра приедет, наверно к обеду... Баба Ксюша всхлипнула и перекрестилась: - Слава тебе, Господи, слава... Да вы идите до хаты, идите, - спохватилась она. - Все уж стынот давно. И жена ваша не кушала еще, все вас ждала, вся изнылась... При слове "жена" Ловкач бросил на меня быстрый взгляд. Я скромно потупилась. - Спасибо, нам ехать надо, - сказал Ловкач. Баба Ксюша шагнула к машине, всплеснула руками. - Да вы что! Куда ж вы сейчас поедете? Голодные, усталые. За полуночь ведь уже. Жену-то хоть пожалейте, бедную... Нет, и не думайте, не пущу я вас никуда! Ловкач снова покосился на меня. Я стояла с невинным видом пай-девочки. Ловкач невнятно хмыкнул. И уступил: - Хорошо... Мне бы умыться... - Сейчас, сейчас, - баба Ксюша заторопилась в избу. Я оглянулась, подождала, пока баба Ксюша скроется в дверях. Мне было не по себе - а ну, как он мне сейчас накостыляет по шее? С него станется - я еще не забыла, как свирепо он расправился с беднягами-дальнобойщиками. Я чувствовала себя виноватой - хотя непонятно почему: я ведь его никак не подставила. Подумаешь - слегка наврала бабке. Я подошла к Ловкачу и зашептала: - Ну, чего бы я ей сказала, а?.. Правду? Она ко мне пристала, как банный лист. Все выспрашивала... Ну, что, за отца тебя выдавать? Да какой из тебя отец? Глупости, видно ведь все... Ну, что ты на меня волком смотришь? Он по-прежнему молчал, уставившись на меня злобным взглядом с высоты своего баскетбольного роста. - Ну, облажалась я, облажалась, - продолжала покаянно шептать я. - Утром поедем. Я ведь не железная, я устала, в конце концов... Я уже просто вырубаюсь... Он так ничего и не сказал. Не возразил, но и не согласился. Я замолчала, потому что из дома вышла баба Ксюша, держа в руках кувшин с водой и длинное полотенце. Лафкач стал молча умываться. Я постояла-постояла и пошла в дом - чего с ним разгафаривать, с бирюком нелюдимым?..
***
Я примостилась на краешке большой застеленной кровати и смотрела на стенку перед собой. Я покосилась. На кровати в изголовье лежали две подушки. Брачное ложе. Вот где ужас-то нечеловеческий! Баба Ксюша постаралась, добрая душа. Теперь я уже жалела, что наплела ей про мужа-Лофкача. Я сидела в его свитере. Свитер действительно был теплый. На стенке висела репродукция с картины Брюллова "Гибель Помпеи" в самодельной рамке. Засохшие букетики полевых цветов. Еще большая групповая фотография, тоже в рамке под стеклом. А по краям рамки было вставлено еще много черно-белых фотографий - старики и молодые, мужчины, женщины, дети. Снимки были старые, пожелтевшие. Я отражалась в стекле. Хорошая девочка, умытая, волосы аккуратно расчесаны. Сидит, сложив ручонки на коленях. Паинька. Только вот паинька не знает, чо делать. Ведь он сейчас придет. И чо тогда? Воспитательная беседа? Чтение стихов при луне? Ночь любви? А вот это уж - фигушки!
|