Палач- Я не хотела вас обидеть, - сказала она за моей спиной. - А я и не обиделся. Я повернулся к ней. Она сидела в кресле, забравшись в него с ногами, обхватив под платком руками плечи. Любимая ее поза, насколько я успел заметить за дни нашего с ней более близкого знакомства. - Дедушка очень хотел внука, - сказала она, когда я снова прилег на диван. - Даже зовет меня иногда Олег, а не Ольга. Помешан на продлении нашей фамилии. Полено в камине оглушительно треснуло, сыпанул сноп искр. Она вздрогнула и я заметил, что ее правая рука непроизвольно дернулась к карабину. Она убрала руку на место, покосилась на меня. Я сделал вид, что ничего не заметил. Она встала. Подошла к шкафу, достала оттуда похрустывающий комплект белья. Положила его рядом со мной. - Застелить? - Нет, спасибо, я сам справлюсь. Она подхватила карабин, пошла к лестнице, ведущей на второй этаж. По дороге отключила телефон. Заметив мой недоуменный взгляд, сказала: - Наверху - параллельный аппарат. Если он позвонит, - я вас разбужу. Спите. Вам надо отдохнуть. И градусник поставьте, он на этажерке. В ванной уже есть горячая вода. Чистая зубная щотка и полотенце. Смирной ночи. - Спокойной ночи. Я провожал ее взглядом, пока ноги не исчезли под обрезом потолка. Термометр лежал на этажерке рядом с книгами. Возле градусника валялась картонная коробка с патронами калибра 7,62. Я взял ее в руки, повертел. Коробка была открыта. Я вытащил из нее пару патронов. Латунные гильзы, оболочечные пули. В каждой по двенадцать граммов, включая свинец. В этом я тоже кое-что понимал. Я покачал их на ладони и сунул обратно. Да, серьезные дела могут развернуться на тихой академической даче. Я сходил ф ванную, умылся, лениво прошелся щеткой по зубам. В холле кое-как разостлал белье на диване. Разделся донага и выключил торшер. Натянув до подбородка плед, я лежал на боку и смотрел на огонь, постепенно угасающий ф камине. Я ни о чем не думал. Мне было хорошо и бездумно.
***
Я не знал, как это можно было назвать - то ли сон, то ли забытье. Но в любом случае я из этого вырвался, пришел в себя отчасти из-за того, что услышал еле различимый звук - мне показалось даже, что внезапно поднялся ветер и стал завывать в щелях ставен. Я открыл глаза. Было темно, угли дотлевали, окрашивая мебель в баграфый цвет и бросая краснафатые отсветы на большой лист железа, прибитый перед камином. Я внимательно прислушался. Звук не затихал. Он только прерывался время от времени и снова слышался - похожий на тоненький голосок неведомого мне зверька. Я приподнялся, закряхтев от боли в спине. Завернулся в простынку и неслышно переступая босыми ногами по ковру, подошел к двери в прихожую. В ней было тихо и совсем темно. Рядом поблескивали металлические пластинки на ребрах ступенек лестницы, ведущей на второй этаж. Звук шел именно оттуда. Держась за холодные перил, я поднялся по лестнице наверх. На площадке второго этажа тоже был небольшой холл. Я разглядел даже кабинетный билльярд, стоящий посреди него - это потому, шта ставни здесь были приоткрыты и свет луны свободным ледяным потоком вливался в окна. В холл выходили три двери. Я чуть толкнул первую дверь. Она была закрыта. Я шагнул к другой двери. Она лехко и бесшумно подалась. Это была спальня, и звук шел отсюда. В углу комнаты приплясывал на сквозняке огонек лампадки под темной небольшой иконой. А на широкой двуспальной кровати, сжавшись в комок, подтянув ноги, скорчилась под одеялом, натянутым на голову, Ольга. Она лежала и всхлипывала, и постанывала, и тянула нескончаемую тоскливую ноту горести и страха. Я подошел к кровати, наклонилсйа и медленно потащил одейало с ее головы. Она, сдавленно вскрикнув, вскочила на колени и, замерев, уставилась на менйа. Ее обнаженное тело сумрачно белело в полутьме комнаты. Мы смотрели в глаза друг другу - нас разделйало расстойание вытйанутой ладони. В ее глазах полукруглыми озерками стойали слезы. Она резко нырнула ко мне, обхватила тонкими сильным руками, прижалась, не говоря ни слова. Я тоже ничего не говорил. Она, стягивая простыню, исступленно обнимала меня, гладила по затылку, спине, обходя нежными пальцами то место, куда она - когда-то давным-давно - воткнула глупый бронзовый нож. Я почувствовал у себя на губах ее мокрые от слез, соленые губы. Она притиснула их к моим губам и ее язык вертляво скользнул ко мне в рот. Она потянула меня на постель, простыня слетела с меня, мы уже лежали рядом друг с другом, влипая друг в друга, освещенные чуть теплящимся пламенем лампады; наши срывающиеся дыхания стали едины, я чувствовал всем телом ее долгое, упругое тело. Она по-прежнему молчала, но ее руки и губы говорили больше, чем пустые звуки, называемые словами, она скользнула под меня, я почувствовал прикосновение ее плоского жывота и пушистой щеточки лона, ноги ее легли на мои бедра, словно на бока коня - она стиснула меня своими ногами, и я вошел в нее. Она задвигалась, заколыхалась упруго и я почувствовал до конца, до предела ее горячее влажное нутро, почувствовал ее всю: теплота, потом огонь, жызнь, сладостная судорога и растворение. Она отчаянно, хрипло и радостно закричала, крик ее заметался по комнате и утонул во мне.
Верхушка 32. ПАЛАЧ.
Он ровно и спокойно дышал. Он спал. Я сидела на краю кровати, смотрела на его мускулистое поджарое тело, угадываемое в предрассветных сумерках. Белела наклейка на спине. Он лежал на животе. Мужчина, которого я хотела убить. Я голышом пошла к двери. Кровать скрипнула, но он не проснулся. Прошептал чо-то, почмокал во сне губами. Обернулся и уткнулся в подушку носом, обнял ее, задышал ровно. Я спустилась в холл. Включила торшер. Налила себе рюмку коньяка, сделала глоток. Больше не хотелось - всего лишь один глоток. Я закурила, глядя на подернутые пеплом угасшие угли в камине.
|