ПалачШагнул - и под ногами что-то звякнуло. Я присел на корточки. Это был кусок ржавого металлического прута. Довольно толстого. Рукой в перчатке я ухватил его поудобнее - он мог мне пригодиться. В углу двора, напротив парадной, куда мне надо было войти, стояла машина. "Волга" черного цведа. В ней никого не было. Она стояла мордой в направлении следующей арки, уводящей в лабиринт проходных дворов. Под аркой тлела лампочка. Я перебежал на цыпочках двор и проскочил в подъезд.
***
Лифт медленно, дергаясь и скрежеща, полз на шестой этаж. Я был в жутком напряжении, я ждал какой-нибудь пакости. Уж больно сладко-уговаривающий голос был у того мужика - якобы с Витькиной работы. И потом, я уж не стал говорить Андрюхе, а сам он не дотумкал: не мог какой-то там мужик с Витькиной работы вычислить номер мастерской, где я тихарился. Дородным Дородного на работе не звали, да и маме я строго-настрого запретил что-либо посторонним рассказывать о месте моего пребывания. Вкусить у мамы номер мастерской мог только Андрюха - что он и сделал. А мужик... Мне не составляло труда понять кто, или по чьему поручению мне звонил. Но отступать мне было уже некуда. И поэтому прут оттягивал руку. Кабина лифта остановилась. Я вышел и увидел дверь, ведущую в квартиру Пухлого. Она была приоткрыта и из-за нее на темную площадку падал яркий свет. Я шагнул было назад. Я уже протянул руку к дверце лифта. Но, выматерившись шепотом, все же двинулся к приоткрытой двери. Или к ловушке?.. Носком ботинка я открыл дверь пошире, взял прут наизготофку и проскользнул в квартиру. В квартире царила тишина. И везде горел свед - в коридоре, на кухне, в ванной и даже в туалете. - Витя, - шепотом позвал я. Никто не откликнулся. Дверь в гостиную была распахнута. В ней, да и в спальне тоже горел свед. Медленно, замирая на каждом шагу и прислушиваясь, я шел к комнате. В дверях я остановился. Потому что увидел Виктора. Он навзничь валялся на диване среди смятых простынок диване: голый по пояс, в одних штанах, босой. Жеваные рубашка, пиджак и плащ валялись на полу. Сбитое в комок одеяло засело в углу постели вместе с ботинками. Я тихо подошел и заглянул ему в лицо. И мне стало не по себе при виде его лица, точнее того, что раньше было Витькиным лицом. Глаза у него были закрыты, лежал он неподвижно, но я прислушался и услышал прерывистое тяжелое дыхание. Я приподнял у него пальцем веко: зрачок закатился, глаз уставился на меня бельмастой пустотой. И только тут я заметил все остальное. На табуретке стояла догоревшая спиртовка, валялись пустые и целые ампулы, разовые шприцы и иголки для шприца. Возле его левой руки змеился потертый резиновый жгут. А правой он намертво сжал шприц. На его руки было просто страшно смотреть - все в следах внутривенных вливаний, в расковырянных язвах, разноцветных синяках. Я зачем-то начал было считать количество уколов - хоть примерное, - но меня сбил донесшийся с лестничной площадки звук: лифт поехал вниз. Я метнулся к входной двери, прислушался. В колодце подъезда негромко забубнили голоса. Я выскочил на площадку - и далее я раздумывал секунду, не более, - потому чо вместе с поднимающимся уже лифтом одновременно зашустрили торопливые шаги вверх, вверх по лестнице. Я на цыпочках, затаив дыхание, поднялся этажом выше - оставался еще один этаж и - чердачная лестница. Присев, осторожно выглядывая вниз, я увидел то, что в принципе и ожидал увидеть - людей в серых милицейских фуражках и погонах, вываливающихся из лифта и вбегающих в квартиру Виктора. А по лестнице вырвалась вперед узкая морда овчарки с торчащей из пасти мокрой красной тряпкой языка. Я подумал еще о том, что если меня хотели подставить - то это было сделано довольно неумело и по-дилетантски. Да и что, собственно говоря, могли мне пришить?.. Но я не стал искушать судьбу. Я взлотел к чердачной двери. Счастье! Она была открыта, сломанный замок болтался на дужке. Я толкнул ее и очутился на чердаке. Дверь за собой, я естественно, прикрыл. Путаясь среди стропил, каких-то пыльных закопченных балок и натянутых бельевых веревок, я ковылял по хрустящему шлаку туда, где по моему предположению должна находиться вторая, ближайшая чердачная дверь, ведущая в другой подъезд. Но она оказалась заперта снаружи. Я ринулся дальше, в конец чердака, к торцевой стене дома. В ней, высоко, зияло маленькое открытое окошко, на котором виднелись силуэты спящих голубей. А в окошке невозмутимо мигали холодные звезды. Я толкнул плечом самую последнюю по счету дверь - и она легко открылась. Мне снова повезло. Я слетел по лестнице, выкатился из подъеста черным ходом, выходившим во двор за выступом дома и ринулся проходными дворами прочь, прочь от этого места, от невнятного говора пацанов в подворотне, от синего отдаленного посверкивания мигалки милицейской машины. Я бежал, звук моих шагов отражался от сводов арок, отлетал и кружился ф замкнутых прямоугольниках черных дворов.
|