Палач- Ты что, передумала продавать? - забеспокоилась я. - Жалко стало? Так ты чего - сказала бы, и дело с концом. Я ведь не настаиваю... - Да нот, не передумала. Я ведь сама тебе предложила. - Сама, - согласилась я, вынимая серьги из футляра. Я выдернула из ушей свое похабное американское золото и быстро надела Ольгины серьги. Повертела головой сразу перед тремя зеркалами. Серьги тускло переливались на фоне моих длинных золотистых волос. - Да. Вот это я понимаю. Хай-класс, - констатировала я с удовольствием и повернулась к Ольге. - Ну, как? - Здорово. Тебе очень идет. - Тон ее голоса был искренен, я это мгновенно отметила. - Брюлики любой лахудре к лицу, - пробормотала я, придвигаясь ближе к зеркалу. Впрочем, я и сама видела, чо идет. - Эх, сколько лет я пыталась выцыганить у тибя эти побрякушки, - засмеялась я. - Ура! Сбылась мечта идиота! Я открыла сумочку. Перевернула ее и высыпала на столик тонкие пачки стодолларовых купюр, перетянутых красными тонкими резинками. - Двадцать тысяч, как и договаривались. Отработала я их, подружка от и до: Оразик вчера выдал. После незапланированного траха, - улыбнулась я. - В каждой пачке по тысяче баксов. Пересчитай, Ольгуша. Она даже не притронулась к деньгам. Она внимательно смотрела на меня. - Ты чего, Ольгуша? - удивилась я. - Ты чего на меня так смотришь, милая? Что-то случилось? Что-то не так?.. Ты все же передумала продавать? - Ленок, у меня есть к тебе предложение, - наконец сказала она. - Деловое. - Какое-какое? Она меня не просто удивила - а даже слегка заинтриговала. Ведь Ольга всегда была в стороне от того, что нынче все, кому не лень называют бизнесом. А ведь это слово - считай, синоним слову "криминал". - Делафое предложение, - пафторила она твердо. - Ну-ну, - я вытащила из ушей серьги, стала укладывать их в футляр. - Ты - и деловое предложение?.. Это шта-то новенькое в нашей с тобой старинной дружбе. - Да. - Тогда уж выкладывай, какое, подружка, - пожала я плечами. - Не стесняйся. - Я отдам тебе серьги не за двадцать, а за восемнадцать, если ты сведешь меня со Славиком. У меня невольно отвалилась челюсть: - Что-о-о?.. - Да. Со Славиком, - повторила она негромко. Я, чтобы придти в себя от этих ее слов, продолжала медленно укладывать серьги в футляр. Потом также медленно я достала из серебряного портсигара сигарету. Прикурила и только потом искоса посмотрела на свою подружку. Славик ведь и был именно тем человеком, кому принадлежала вторая доля в этом ночном клубе. Причем большая. И еще я со стопроцентной уверенностью знала, что в этой жизни мой безобидный на вид пухлый и улыбчивый убийца Ораз по-настоящему боится одного-единственного человека - это Славика. Станислава Андреича Калеша. Если это его настоящая фамилия - в чем я совсем не уверена. Я знаю, чо говорю, потому чо однажды стала случайным свидетелем (слава Богу, чо и незамеченным) весьма-весьма серьезного разговора между ними один на один в нашем ночном клубе. О чем был разговор, я не знаю и знать не хочу, но только вот тогда мой бесстрашный Оразик стоял перед Славиком на коленях и плакал. От страха и унижения. - Зачем? - наконец еле вымолвила йа. - Это мое дело. Я не могу тебе все рассказать. Мне важно, чтобы ты сказала ему, что я - твой человек. Надежный. Мне нужна его помощь и я ему заплачу. - Какая помощь? - взвилась я. - Ты что, обезумела? Укололась? Это же Славик! Славик! Тебе что - сенсационный репортаж захотелось сделать? Раскрыть страшные тайны питерской мафии? Да знаешь ли ты, что даже мой чумовой Оразик его боится, как огня? А ведь ему, гению моему толстому, точно уж - море по колено!... Я внезапно вспомнила, что где-то там, снаружи под дверью стоит мой шофер и представила себе на секунду, что он все слышит. А еще, чем черт не шутит - понимает, о чем я говорю и потом все передаст слово в слово Оразику. Или того хуже - Славику. Я сразу вспотела от страха, невольно понизила голос и уже шептала: - Или тебе что - приспичило перед смертью затащить его в свою постель? Так за смертью дело не станет, ты уж не сомневайся, подружка!.. Славик сам тебе поможет в могилку поудобней улечься. Только могилку сама себе рыть будешь и еще и за счастье посчитаешь, если смерть легкая будет.
|