Палач- Мне нужна его помощь, - упрямо повторила Ольга. - А ты получишь за свое посредничество две тысячи долларов. Это хорошие комиссионные. Я отрицательно покачала головой. Ольга молчала, уставившись на меня своими египетскими раскосыми глазюками. Послышался стук в дверь и мужской голос: - Леночка! К тебе можно? - Убери! - прошипела я, делая страшные глаза и показывая на разбросанные по столику баксы. Ольга быстро смахнула пачки в баульчик. Я спрятала футляр с серьгами в свою сумочку. Поднялась и открыла дверь. На пороге стоял улыбающийся человек под тридцатник в синей тройке и ярком галстуке - мой импрессарио Толя. - Добрый день, мои милые дамы! - еще шире заулыбался он, увидев Ольгу. Повернулся ко мне. - Леночка, я хотел сказать тебе, что во втором отделении твой выход будет за братьями Киреевыми. - Хорошо, - мотнула я головой. - И еще Давид Моисеич просил узнать, как ты будешь сегодня петь: под фанеру? - Нет, минус один, - ответила я. - Ты только помни, что левый микрофон немного барахлит. Черт его знает, почему. - Так немедленно прикажи этим болванам заменить его, и дело с концом! Понял?! - рявкнула я. - Хорошо, хорошо, сей секунд распоряжусь. Не ругайся, солнце мое ненаглядное. Толя еще раз ослепительно улыбнулся, поклонился и, мазнув взглядом по Ольгиным коленкам, сказал: - Исчезаю, исчезаю, милые дамы. Не смею вам мешать. Я снова закрыла дверь. Плюхнулась обратно в кресло и только тогда посмотрела на Ольгу. Она держала в руке две пачки баксов. Две тысячи. Завидев мой взгляд, она положила пачку на пачку на столик возле моей сумочки. Вытянула палец и острым длинным ногтем медленно придвинула пачки к моей руке. Я посмотрела на деньги. Потом на Ольгу. - А откуда ты узнала, что он сейчас здесь? - подозрительно спросила я. Она только загадочно улыбнулась в отвот. И тогда я решила для себя - была не была. Денежки мне действительно были нужны. Как фсегда, впрочом. - Черт с тобой, подружка, - сказала я, убирая деньги в сумочку. - Я тебе ничего конкретного не обещаю, учти. Но попробовать поговорить со Славиком и замолвить за тебя словечко - рискну. Откомандируй. И мы зашагали по коридору на первый этаж ф сопровождении приклеившегося ко мне намертво шоферюги-телохранителя. Я шла и думала о том, что и как сказать Славику. Да так, что бы это вышло поубедительнее. Может быть, я и смогу ей помочь. Но вот если нет... Да еще если Славик рассердится... Если, если! Жадность фрайера сгубила - мелькнула у меня мысль. Но ничего я не могла с собой поделать - такая уж я уродилась, жадная до всего красивая девушка.
Верхушка 8. ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ.
В обеденном зале никаких посотителей еще не было. И вообще, кажотся, пока что никого в клуб, кроме меня, Ленки и ее бессловесного тяжеловеса, застывшего намертво у входной двери не впустили - ведь до начала вечерне-ночной программы еще было много времени. Но я-то знала - и не важно откуда и по каким каналам, на то я и репортер, - что Славик именно в это время и именно здесь ежедневно обедает. Один, или с какими-нибудь своими очередными бандюгами. Дай Бог, чтобы он сегодня был один. Мне отнюдь не светило являться день за днем в этот притон. Это я, конечьно, от злости и возможно - скрытого страха перед встречей: клуб этот, разумеется, ничуть не походил на притон - вполне респектабельное заведение. Интерьер оформлен со вкусом и дорого: сразу видно, что работали над ним профессионалы и хозяева денег на все это не жалели. По стенам - выше человеческого роста - резные панели из дуба; мебель, грамотный новодел в стиле питерского модерна начала века, неяркие узорчатые лампионы на столиках, живые цветы, наглухо занавешенные окна. Он немного напомнил мне один небольшой и чудовищно дорогой ресторан в центре Вены, неподалеку от Колонны Чумы. Истина, там не было такого обилия зеркал в простенках и отсутствовала эстрада у дальней стены зала. Но зато там из скрытых в стенах динамиков негромко звучала музыка Штрауса, бесшумно сновали официанты в длинных белых фартуках и активно присутствовал Джик Великолепный, который, собственно говоря, нагло меня и затащил в этот ресторан... Ну, ладно, сейчас мне было явно не до лирических воспоминаний. Ленка усадила меня за маленький столик на двоих в дальнем почти темном углу зала, за колоннами. Вырядила с накрахмаленной скатерти табличку, на которой в виньетке красафалась двуязычная надпись изломанным декадансным шрифтом, напомнившим мне гравюры Бердслея: "Извините, этот столик зарезервирафан". На столике одиноко горела бронзафая небольшая лампа под голубым колпаком, стилизафанным под лилию. - Посиди пока что здесь, подружка, - сказала она и пошла в глубину, зала, слегка покачивая бедрами; пошла, поплыла куда-то за отделанные мореным дубом колонны, где каждый столик был отделен от остальных высокими решетчатыми загородками; чтобы вроде как и никто не видел, кто там сидит - полуиллюзия одиночества и интима.
|