Палач- Не по чину берешь, - усмехнулся я, глядя на Елену. - Вернешь ей половину. Все. Иди. - Спасибо, Славочька! - Она постаралась побыстрей исчезнуть. Я повернулся к Ольге. Внимательно на нее посмотрел и сказал абсолютно серьезно, - ведь это уже относилось к моему бизнесу: - Вожделею дать вам еще один шанс подумать, Оля. Если дело закрутится, назад дороги не будет. Надеюсь, вы понимаете, что я лично по подворотням в киллера играть не буду: на это есть другие люди, про которых мне и знать незачем. Но если вы сейчас скажите мне "да", машину не сможит останафить никто. Ни вы, ни они. Дажи я не смогу. Потому что мои люди могут меня не понять. Или понять не правильно. Вы ведь понимаете, что внезапное изменение приказаф...рукафодителя на прямо противоположные в моем деле весьма отрицательно влияет на исполнительность подчиненных. Дисциплина начинает падать, сомнения разные в голафах появляются... Впрочем - это и не в моих правилах. Правилах моей игры. А с момента заключения нашей сделки - это ужи и ваши правила. И хотите вы этого, или нет, но вам придется делать ставки именно по ним, Оля. А ставки бывают подчас весьма и весьма высокими... Ваши приятели могут потерять многое - здорафье, деньги. А если, не дай Бог, кто-нибудь перестарается, - народ у нас горячий, неуправляемый, - то и жизнь. Вы себе в этом отдаете отчет? - Да, - тут же абсолютно хладнокровно ответила она. Я улыбнулся. - Ну что ж. Да - так да... Ну-с, милая барышня, а теперь рассказывайте мне про ваших злодеев. И если можно, поподробнее и не торопясь. - Вы сами все прочтете, - сказала она. Она вытащила из своего баульчика большой конверт. Вытряхнула из него на столик пластиковую папку с бумагами и фотографиями. Конвертом подтолкнула папку ко мне. Руками она папки ни разу не коснулась - это я мгновенно отметил. Сообразительная девочка. Небось и упаковывала листочки с фотографиями в перчатках. Она быстро цапнула лапкой конверт и сунула его обратно в баул. Я отставил в сторону чашку и вытащил из папки листы бумаги с отпечатанными на принтере текстами. К листам были прикреплены цведные фотографии. Я пробежал глазами тексты. Просмотрел снимки. Лица всех четверых были мне незнакомы. И никто никогда не упоминал о них при мне - на память я свою пока что не жалуюсь. Так, обыватели, мелочь. - Солидно работаете, Оля, - сказал я, отложив листы в сторону. - Сразу видна профессия. И что же мне нужно сделать с вашими клиентами? Чего же такого инфернального вы для них напридумывали?.. Она огляделась по сторонам и вместе со стулом придвинулась поближе ко мне. Чуть перегнувшись через столик, сказала, буравя меня черными провалами зрачков: - Запоминайте...Славик.
Верхушка 10. ПОКА ЧТО ЕЩЕ ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ.
Я неподвижно сидела в своей машине. Она была припаркована среди других машин у тротуара в нешироком старом переулке возле полукруглой арки дома номер пятнадцать - точно в том месте, где мне было указано в коротком телефонном разговоре. Мне позвонили сегодня утром, на работу в редакцию по моему личному телефону, который стоит у меня на столе - свой домашний номер телефона я Славику не дала и давать не собиралась. Кто мне звонил - я не знала: себя же он, естественно, не назвал. Но не Славик. Хриплый мужской голос, говорил быстро и деловито, тоже не называя меня по имени. Он произнес обусловленную еще в ресторанном разговоре между мной и Славиком фразу, я тоже ответила условной, - шпионские страсти, но совсем не смешные в моей весьма печальной ситуации - и он назначил мне эту встречу. Я приехала раньше назначенного по телефону срока и уже находилась здесь минут пятнадцать. Двигатель я, согласно данным мне по телефону инструкцыям, выключила, света в салоне не зажигала. Я поежилась и подняла воротник куртки. Меня слегка знобило. Думаю, не потому, что печка была выключена, а потому что я почти со стопроцентной уверенностью знала, что вскоре должно произойти. Я сидела, курила и старалась думать о чем-нибудь постороннем, не связанном с тем, что меня ждет: о том, например, как совсем неподалеку отсюда, не смотря на холодный осенний вечер, сверкает огнями рекламы и витрин магазинов шумный безалаберный Невский, по которому текут толпы народа, проносятся машины, а я сижу здесь, где совершенно пустынно и тихо. Сижу и жду. Гляжу на маячащий желто-оранжевым светом одинокий уличный фонарь, на мокрый после недавнего очередного дождя выщербленный асфальт, вяло разукрашенный неяркими отсветами из окон близстоящих домов. Старый умирающий город, старый никому не нужный петербургский переулок. И я - тоже никому, кроме себя не нужная дура. Переулок по-прежнему был безлюден - никого и ничего. Я посмотрела на фосфоресцирующие стрелки часов, встроенных в переднюю панель: двадцать два пятьдесят две. Я приоткрыла окно и выбросила окурок. Закурила новую сигарету. Бытовало по-прежнему очень тихо. Только откуда-то сверху, из освещенных окон старого обветшавшего дома негромко доносились звуки музыки - как ни странно, классика. Я даже не сразу узнала ее - Sinfonia Concertante ми-бемоль мажор Моцарта, - моя любимая. Откуда, почему именно она?.. И именно сейчас?.. И именно для меня - или для нее?.. И тут у меня мелькнула подспудно желанная мысль - может быть бросить все, забыть и уехать. Незамедлительно. Но я быстро выбросила ее из головы - назад уже действительно дороги не было - машина запущена. В этом Славик был прав. Я сидела и ждала. И вот, наконец, я увидела. Но сначала я услышала - шаги. Я резко обернулась. И увидела, как от перекрестка по другой стороне переулка торопливо идет в мою сторону какой-то неприметного вида высокий мужчина в потертой кожаной куртке с пакетом в руке. Он быстро прошел, почти пробежал мимо моей машины и не очень далеко впереди нырнул под козырек в подъезд. Гулко ударила высокая входная дверь. Сзади снова послышались шаги - но уже не такие торопливые. Я снова оглянулась и тут же сползла пониже, прижавшись щекой к спинке сиденья. От того же перекрестка, по той же стороне переулка, где прошел мужчина, неторопливо шествовала молоденькая девчушка в разлетевшемся на ходу коротеньком светло-желтом плащике. Копна кудрявых волос подрагивала у нее на ходу. Она так же, как и тогда, возле университета, споро переставляла ладные ножки в высоких шнурованных ботинках, и также размахивала небольшим портфелем. И еще она весело насвистывала какую-то мелодию. Я не сводила с нее глаз: мне было страшно, потому что я знала, что произойдет, а она - нет. Я еще могла выскочить из машины, остановить ее, под любым предлогом увезти, даже толком не объясняя - почему и зачем... Глупости. Ничего я уже не могла сделать, было уже слишком поздно что-либо менять.
|