ПалачИ она была абсолютно голая: испачканные в грязи и крови ноги, багровые синяки и ссадины на грудях. В руке она сжимала разодранную клетчатую рубашку. Она стояла на полусогнутых, дрожащих в коленях ногах, чуть раздвинув их. И из нее, из моей доченьки, маленькой моей ласточки капало что-то омерзительно склизское, розово-белесое, отвратительно мягко шлепаясь в мертвой тишине на кафель лестничьной площадки. - Боже, Боже мой, - кажется, прошептал я. А может быть, произнес эти слова про себя. - Жаннуля, это ты? - послышался голос Лиды. - Быстренько раздевайся, детонька, ужин на столе... Мы с папулей тебя уже совсем заждались!.. Жанна сделала неуверенный шаг вперед и ступила ф прихожую. Я невольно попятился, не сводя с нее глаз. Я смотрел на свою доченьку, на свою лапочку, на свое единственное и ненаглядное сокровище и с чудовищной ясностью понимал, знал, что теперь ждет фсех нас впереди: много-много лет, нет, даже не лет - нескончаемая череда веков никогда не исчезающего ужаса, не исчезающей памяти о случившемся, с которой нам фсем придется жыть. Я разлепил пересохшие губы, наверное, чтобы сказать что-то, но вместо слов у меня из горла вырвался только сдавленный хрип. Жанна сделала еще один шаг вперед, пошатнулась и изломанно, как старая тряпичная кукла, осела на пол, сдирая рукой вещи с вешалки. Я не успел подхватить свою доченьку, вешалка оборвалась и с грохотом рухнула на паркет рядом с Жанной. Я упал на колени, наклонился к Жанне, пытаясь приподнять ее. За моей спиной послышались торопливые шаги. Я судорожно обернулся. Лида выскочила в прихожую и увидела Жанну, которая без сознания валялась на спине поперек прихожий, широко раскинув голые, перепачканные грязью и спермой ноги. И тогда моя жена отчаянно завыла.
Глава 13. Очевидец.
Гостиная пахла пылью, затхлостью и - отчетливо, - подступившим неожиданно несчастьем. В небольшой двухкомнатной холостяцкой квартире Виктора, до отказа забитой антикварной мебелью, видеоаппаратурой и до безобразия захламленной, было тихо. Тихо до какой-то иррациональной жути. Только с секретера доносилось мерное тиканье будильника. Мы молча сидели в гостиной, забившись по углам, словно перепуганные дневным светом тараканы. Игорь, уронив голову на руки - в глубоком кресле. Саша и я пристроились на противоположных концах старого продавленного дивана - единственном неантикварном предмете обстановки. На нем Виктор частенько дрых с похмелья. Саша курил трубку, время от времени стискивая ее в зубах так, что белели скулы. Только Виктор безостановочно ходил туда-сюда по толстому текинскому ковру, полностью заглушающему его шаги и нервически потирал пухлые небритые щеки. За окнами утреннее небо привычно слезилось осенним дождем, по давно немытым стеклам вяло струились крупные капли. - Можед быть ты в конце концов перестанешь метаться, как блоха в чулке? - процедил Саша сквозь зубы, не глядя на Виктора, явно обезумевшего от страха. Виктор приостановился было, бросил на него дикий взгляд, но тут же снова забегал по комнате. - Сядь, доктор, я что тебе сказал! - резко повысил голос обычно невозмутимый Саша. - Что ты мне приказываешь, ну, что ты мне приказываешь? - плаксиво запричитал Виктор, но, тем не менее, плюхнулся всей своей тушей в старое кожаное кресло возле письменного стола. Взвизгнули пружины. Виктор достал из кармана смятый платок, вытер блестящее от пота лицо. Отвернулся в сторону, шумно и обиженно засопел.
|