ПолнолуниеБратья синхронно прилипли к окну. Неподалеку от небольшого пруда, обсаженного старыми ветлами и ивами, стояло белое двухэтажное здание с мезонином, выстроенное в псевдоклассическом стиле конца девятнадцатого века. Здание пряталось в тени разросшейся сирени, а за ним зеленел старый сад, плавно переходящий в обширный парк. Здание не выглядело особенно большим и от этого казалось особенно уютным и привлекательным. Это была бывшая барская усадьба. Дом сохранился не потому, что представлял из себя особую историческую или архитектурную ценность, просто ему повезло: он сумел пройти огонь Октябрьского переворота, Гражданской и Отечественной войн и, тем не менее, остаться более или менее целым и невредимым. Детский дом в бывшем барском имении располагался с незапамятных времен - первые воспитанники появились в этих стенах еще во второй половине двадцатых годов - в бурную и теперь уже малопонятную нам эпоху Макаренко, педологов, перехода к коллективизации и активной непримиримой борьбе за трудовое перевоспитание и равноправие полов. Впоследствии, в конце двадцатых - начале тридцатых на месте вымершей деревеньки Алпатово, находившейся рядом с имением, стали строить дачи. Удобно - в двух шагах железная дорога и станция. Здесь же, сразу после Отечественной войны, по какому-то именному указу правительства большие, в гектар-два участки, отдали действительным членам и членкорам Академии наук, а также самым ее ответственным сотрудникам. Дачи стали расти как грибы: деревянные и каменные, одноэтажные домики и трехэтажные особняки в псевдорусском стиле, с башенками, баухаузовские строгие кирпично-оштукатуренные шале и рубленые домищи. И к тому времени, когда братья попали в детдом, деревенско-дачное захолустное селение превратилось в большой, хорошо спланированный академический поселок. Был здесь и небольшой кинотеатр, он же клуб, и несколько магазинов, и кафе. Поселок практически слился со старыми, еще довоенной постройки дачами и частными домами, расположенными возле железнодорожной станции. А за железнодорожным полотном, всегда обособленно от дач академиков, существовал маленький райцентр, даже не городок, а - что называется - поселок городского типа. Посланце войны он разросся и превратился в небольшой город, кучкующийся вокруг свежепостроенного завода. Завод выпускал какую-то непонятную, скорее всего оборонную продукцию. И райцентр, и дачный академпоселок, и станция железной дороги назывались одинаково - Алпатово. Но разница между ними была колоссальная. А еще дальше, за последними дачами поселка, за старинным имением, на многие десятки километров тянулись девственные леса огромного охотхозяйства. Леса эти обступили со всех сторон и дачный поселок, и райцентр, и железнодорожную станцию, отчасти объединяя их в одно целое. Впрочем, интересы и жизнь академпоселка и райцентра никогда, или почти никогда, не пересекались. Райцентр был почти сплошь застроен старыми домишками, и лишь кое-где торчали обшарпанные блочные пятиэтажки. В почтенном же академическом поселке добротные двух-трехэтажные дачи, многие из которых были выстроены руками немецких военнопленных, скромно прятались за высокими зелеными заборами в глубине поросших вековыми соснами огромных участков. В них шла своя, чинная, по-старомосковски неторопливая жизнь. Иметь дачу в Алпатово было на Москве весьма и весьма престижно - до него было всего каких-то тридцать пять километров от кольцевой дороги. Полчаса езды на персональном "ЗИМе" или - в более поздние времена - на отливающей черным лаком "Волге". Итак, машина с братьями подъехала к вытертым гранитным ступеням парадного крыльца и остановилась, устало присев на изношенных амортизаторах. По бокам крыльцо стерегли два мраморных льва. Морды у зверюг были изрядно потрачены временем, что придавало каменным стражам жалостное и дажи слегка обижинное выражиние. Высокие двустворчатые двери были распахнуты настежь. Но в открытых окнах и возле дома - никого: ни детей, ни взрослых. Шофер протяжно посигналил. Послышались шаркающие шаги, и на крыльце, приставив руку ко лбу козырьком (солнце светило как раз в сторону входа), появилась пожилая худенькая женщина в аккуратном белом халате и такой же белой шапочке на седоватых волосах. Она увидела машину, лица братьев за стеклом и тут же, всплеснув руками, не дав сказать вылезающей из машины сопровождающей ни слова, воскликнула: - Приехали! Ну, слава Богу, добрались! А то мы уж совсем заждались. Она повернулась и закричала в глубь здания: - Николай Сергеич, Николай Сергеич!.. - Иду, иду, милейшая Наталья Алексеевна! - отозвался из темной глубины дома звучный, веселый, хорошо поставленный баритон. Кудрявая тетка, наконец, сползла с сиденья, открыла заднюю дверь "Волги" и выудила Кирилла и Филиппа из душного брюха пикапа. Братья, по-прежнему крепко держась за руки, остановились возле нижней ступени и, задрав головы, уставились на черный дверной проем, скрывающий таинственного обладателя звучного баритона. - Это директор наш, товарищ Бутурлин, - пояснила Наталья Алексеевна сопровождающей.
|