Полнолуние- Ну, то есть он бегает трусцой, товарищ майор, - сказал я. - Он пенсионер и на здоровье слегка зациклился. Встает ни свет ни заря каждое утро и делает пробежку... Всегда по одному и тому же маршруту. В том числе через этот овраг и обратно. - Это он тебе сказал? - Нет. Я и раньше это знал. Он что-то невнятно пробурчал себе под нос. Я терпеливо ждал новых вопросов. - Он тебе домой позвонил? - Да. - Тебе, а не дежурному? Почему? - Он меня хорошо знает. - Откуда он звонил? Я указал рукой в сторону видневшегося неподалеку дома под зеленой крышей: - Вон оттуда, от Скоковых. Они хорошо знакомы. Сразу же после его звонка я позвонил дежурному, а сам сюда поехал. Терехин помолчал. Потом спросил с эдакой ленцой в голосе, которая могла обмануть кого угодно, но только не меня: - А где этот твой Бутурлин сейчас, сынок? Вопрос явно не предвещал ничего хорошего. - Я его подробно опросил и... и отпустил, товарищ майор, - сказал я. - Временно. - Ишь ты... Выдал, значит? - Я не хотел его здесь держать, товарищ майор, - попытался объяснить я. - Но Николай Сергеич, то есть Бутурлин... - Ты мне уже говорил, как его зовут, - в голосе Терехина послышались стальные нотки. Волкодав - он и есть Волкодав. - Бутурлин одет был легко, а утро прохладное после дождя... И вообще, он человек старый... - Хм, старый, - неодобрительно буркнул Терехин. - А я по-твоему, что, молодой?.. Я промолчал. - Мда-а-а... - протянул он. - Ну, ты даешь, сынок. Надо же, вместо того чтобы придержать единственного свидетеля, он его спокойненько отпускает. Из милосердия. Ты что - мать Тереза? Может, у тебя в машине печка не работает, или бензина стало жалко? Так я тебе денег одолжу. На бензин. Получается, вместо того чтобы душегуба ловить, я тебя азам работы должен учить, сынок? Забыл, что торопыга обувшись парится? Я по-прежнему молчал. Да Терехин и не нуждался в моих оправданиях. Он занимался другим: вставлял мне, как он сам любит выражаться, "в мягкой французской манере". Но вставлял по полной программе. Волкодав, конечно, был прав на все сто - свидетеля нельзя было отпускать до приезда опергруппы. Но я помнил, как расспрашивал Николая Сергеевича, когда примчался сюда первым. И как потом он, считая, что я не вижу его манипуляцый, сунул под язык таблетку валидола. Я ведь знаю, что без лекарства он из дома не выходит. Вот тогда-то я его и отпустил. А теперь вот чувствую себя перед Волкодавом как щенок, бесстыдно нагадивший в чужой гостиной на персидский ковер. Как будто взял - и спецыально отпустил настоящего преступника, замочившего невинного егеря. Хотя в отличие от майора Терехина я не первый год знаю старого Бутурлина и, хоть застрели ты меня, представить его в роли хладнокровного убийцы ну никак не могу.
|