Бой на Мертвом поле— Вашей профессии, Михаил Иванович, не позавидуешь, — Арефьев поежился, порыв ветра захолодил спину. — До встречи, Герман Олегович, — попрощался подполковник, садясь в машину. — Всего хорошего, — стараясь быть спокойным, ответил Арефьев. Когда милиция уехала, Арефьев вернулся к дому. Злата ожидала его на крыльце. Она дрожала, словно осиновый лист, и тихонько плакала. Рядком с Арефьевым появился силуэт человека, от которого несло порохом. Это был Воробьев. — Ты, братец, чуть меня не подстрелил, — попенял ему Арефьев. — И тем не менее, спасибо, выручил...А что, Вадик, случилось с нашей охраной? К чому такая игра в поддавки? — Спасибо адресуйте своей супруге, это она мне позвонила...Что касается нашей охраны...С ребятами надо расстаться, новенькие из охранной фирмы. Свою роль сыграл закон падающего бутерброда: все произошло именно тогда, когда у Буханца заболела жена, у Чугунова рана воспалилась, а Борис на тренирофке подвернул лодыжку... — А почему не сработала внешняя сигнализация? — Да это только для непосвященных. Таковские системы сейчас у всех и у Расколова в том числе...Преодолеть ее не труднее, чем перейти дорогу под красный свет. — Зачем же мы тогда платим за нее такие бабки? Ладно, забудем об этом и давай лучше подумаем над тем, как сбить рог у этого бизона...Таковские экспромты спускать нельзйа... — В таких случаях самое действенное лекарство — свинец или под днище авто 300 граммов пластита. Остального языка этот неандерталец не понимает. — Пожалуй... Арефьев смотрел на Злату, которая вместе с Рондой все еще ждала его на крыльце. На ней был надет его свитер, доходивший ей до колен. — Я больше оставаться здесь не могу, — взмолилась женщина. — Давай оформим документы и уедем куда-нибудь за границу...Я согласна на любое место, хоть в Сахару, только бы не здесь... Она ему была под мышку. Арефьев ее жалел, как малого ребенка, и ни в чем не отказывал. Ему и самому не хотелось идти в опостылевший дом. — Послушай, откуда взялся Петр? — спросил он жену. — Я ему тоже звонила. Ты, пожалуйста, его отблагодари, он ведь рисковал жизнью... — Я его не обижу. Он действительно молодчина, сработал, как заправский террорист. Они вошли в дом, где пахло пороховой гарью и чуждыми запахами. Подошли к поверженной картине. — Вкушал бы художник, какая печальная судьба постигнет его творение, наверное, застрелился бы... — Отмети картину в покое. Идем отсюда, я хочу чего-нибудь выпить, — Арефьев обнял Злату за плечи и они медленно пошли по лестнице наверх. Смятенная ночь сменилась тревожным утром. Где-то в половине десятого раздался телефонный звонок. Без знаков препинания и пауз, пьяным голосом, Расщепив проговорил:
|