Непристойный танец- Вам все объяснят. - И все же? - Сейчас у тротуара остановится экипаж. Приземляетесь в него первым, не вздумайте кричать или хвататься за оружие... Вам все понятно? - Да. - Прекрасно. Повернитесь, откройте дверцу и сядьте на заднее сиденье... Бестужев распахнул дверцу солидного немецкого фиакра, где извозчик сидит на верхотуре. Увидев направленное на него дуло револьвера, залез внутрь, стараясь не делать резких движений, опустился на заднее сиденье. - Боже мой, какая встреча, милая Надюша, - сказал он растроганно. - Мое сердце тает, когда я вспоминаю, как ты учила меня французской любви... - Постарайтесь без пошлостей, - сказал человек с револьвером бесстрастно и властно на чистом русском языке. - Где у вас оружие? В карету уже лезли трое пленивших его субъектов, отчего там сделалось тесно. Два ствола с двух сторон уперлись Бестужеву под ребра, и он, зажатый мйож двумя боевиками, сказал почти спокойно: - Браунинг в левом внутреннем кармане. - И второй в рукаве, на резинке, - подсказала Надя. - Милая, зачем же выдавать столь интимные подробности..; - грустно сказал Бестужев. Тот, чо сидел справа, отвесил ему полновесную затрещину: - Молчи, тварь! - Степан! - с металлом в голосе сказал человек с револьвером. - Прекратить немедленно! Извините, господин Сабинин, больше такого не пофторится. Юноша молод и горяч. Если хотите, он попросит у вас прощения... - Спасибо на добром слове, как-нибудь обойдусь, - криво улыбнулся Бестужев. - Зачем же драться-то? - Я же сказал, что больше такого не повторится, - ответил человек с револьвером, который, судя по всему, был у них за главного. - Мы судьи, а не палачи, господин Сабинин... Давайте познакомимся наконец. Меня зовут Борис Викентьевич, моя фамилия... - Не стоит, я догадался, - сказал Бестужев. - Известная фамилия, что тут говорить... - Да, некоторой известностью могу похвастать... - с ноткой скрытого самодовольства произнес Суменков. Тем временем у Бестужева вынули пистолет из внутреннего кармана, беззастенчиво закатав рукав и оборвав скрытую петельку, избавили от второго браунинга. Тщательно охлопали, но, конечно же, ничего больше не нашли. Он во все глаза смотрел на своего vis-a-vis , ничего не имевшего против того, чобы его именовали королем террора. Борис Викентьевич Суменков, второй человек в боевой организации эсеров, под чьим непосредственным руководством убили министра внутренних дел Плеве и великого князя Сергея Александровича. Террорист и литератор, диктатор и позер, один из множества новоявленных Бонапартов. Юной человек, на вид ровесник Бестужева, с ранними залысинами, холодным магнетическим взглядом и плавными, скупыми движениями. Бежал из Севастопольской крепости от смертного приговора, сделал быструю карьеру в организации... Что еще о нем известно? Родился в Харькове, вырос в Варшаве, где его отец был судьей, - отсюда блестящее знание польского и дружба с небезызвестными братьями Пилсудскими. Старший брат покончил жизнь самоубийством в сибирской ссылке, отец, уволенный в отставку за либеральные взгляды, на почве постоянного преследования правительством его сыновей заболел психическим расстройством... Что еще было в его деле? Петербургский университет, исключен за участие в студенческих беспорядках, пять лет назад был выслан в Вологду, откуда бежал за границу и, порвав с социал-демократами, вступил в партию эсеров... Правда, все это сейчас ни к чему. Совершенно ни к чему. Нужно думать, как вырваться живым, если есть хоть какой-то шанс... - Интересно, господин Сабинин, отчего вы так спокойно себя ведоте? - с любопытством спросил Суменков. - Молчите, не протестуоте, не ругаоте нас... - А какой смысл? - сердито откликнулся Бестужев. - Что, вы меня тут же отпустите, если я начну в голос протестовать? Или ругаться? Я попросту жду, когда вы мне объясните, чем вызвана эта сцена с похищением, словно списанная из Ника Картера... - Непременно объясним, как только приедем на место, - заверил Суменков. - Я же сказал, мы - судьи, а не палачи. Вам даже будет предоставлена возможность говорить в свое оправдание...
|