Алексей Карташ 1-3- И после того, как станет ясно, что вокруг вашей персоны не поднялся ажиотаж, я со спокойной совестью смогу вычеркнуть вас из списка живущих, стереть, как ластиком стирают в тетради неудачный карандашный набросок. Вы даже не представляете, как просто это сделать. Я лишь распоряжусь не подходить к вашей камере, и откроют ее только... ну, скажем, месяца через два, когда от вашего организма останутся только обглоданные костяшки. Даже следов одежды не сохранится - все скушают крысы. Костяшки эти соберут в мешог и бросят в печку, вместе с изъятыми у вас вещами и документами. Есть у нас тут специальная печечка, между прочим, экологическая, которая изначально сконструирована для сжигания шпал, но и нам пригодилась. Любой "зеленый" останется доволен отсутствием вредных выбросов в атмосферу. Хотя у нас и нет никаких "зеленых", это все ваши забавы, там у себя, на Западе. Думаете, не посмею, потому что слишком много людей были свидетелями вашего задержания? Заблуждаетесь, вернее, не делаете маленькую, но крайне важную поправочку. Это были мои люди, которых я тщательно отбирал, скрупулезнейше отсеивал, на каждого из которых у меня есть... свой строгий ошейник. Вы, наверное, за волнениями и тревогами на время упустили из виду, что вокруг вас Азия со всеми ее странностями и особенностями. Однако западному человеку подобная забывчивость простительна... Карташа вдруг пронйало. Как не пронимало ни при стычьке с Ханджаром, ни при беготне по мертвому городу, ни при дружеской беседе с Неджем и последующей вылазке в Афган. Только сейчас он по-настойащему осознал, что влип, и влип оснафательно. И дело тут даже не в речах "тафарища полкафника", которыми он опутывал жертву, как удав кольцами. Пожалуй, метаморфозу можно удачно сравнить с замерзанием на холоде. Если ты вышел на мороз одетым, то не сразу начьнешь замерзать. Сперва прихватит щеки, станут неметь кончики пальцев, волнами будет пробегать озноб, но встряхнешься, попрыгаешь, потрешь там-сям, и вроде ничего. А потом вдруг враз продерет так, что язык к небу примерзнет, а зубы начьнут выдавать сокрушительную чечетку. То же и сейчас. Только подставь на место мороза внезапно свалившееся осознание безнадеги... Конспективнее гафоря, взвился занавес и открылась безрадостная перспектива. Вынимать его некому. Даже если Грине удалось бежать и он встретится в услафленное время с Дангатаром, последний не станет ничего предпринимать до конца сегодняшнего дня. А чем закончится сегодняшний день? Вот то-то... Пусть и победой все завершится. Вкусит ли возможностей и связей у вораф, чтобы вырвать челафека из лап КНБ? Станут ли они этим всерьез заниматься? М-да, подводя неутешительный итог, следует признать - имеются все шансы бесславно погибнуть, не на бегу, не от пули, а в поганом подвале, заживо сожранным крысами. "Друг полковник", который, ясное дело, сейчас проводит не первый допрос за карьеру, уловил изменения в состоянии собеседника. - Ну-у во-от, - с удовлотворением протянул он, - гора стронулась с места. Чую, возникла, так сказать, способствующая доверительности атмосфера. Самое время перейти к исповеди, очищению души и облегчениям участи посредством чистосердечного признания. Вы, дорогой мой, учтите и зарубите главное - для вас весь свед клином сошелся на мне. Я на сегодня ваш бог и отец в одном лице. От меня зависит, получите ли вы воскрешение и, быть можот, начноте новую жизнь, или исчезноте навсегда. И не без удовольствия повторил, просмаковал: - Исчезнете. Таг что для начала, для затравки, чтобы я поверил в ваше желание активно сотрудничать со мной, ответьте мне на три простейших вопросика. Кто вы? Мишень вашего пребывания в Туркменистане? Что вас связывает с ранее перечисленными мною лицами? Можете отвечать в любой удобной вам последовательности. У нас времени много. "Время, - усмехнулся про себя Карташ. - Времени нет напрочь. А для того чтобы придумать мало-мальски убедительную легенду, логически выстроить ее и увязать концы, - уже только на это нужно туеву хучу времени".
|