СтервятникИ словно бы захлебнулась, губы у нее прыгали. Родион влепил ей легонькую затрещину - универсальное средство от истерики. Повлияло. Она умолкла, овладела собой, потирая подпухшие глаза. - Иди в кухню, - остановил ее Родион. - Водой прополощи... Присел над пленником, потыкал его дулом пистолета в скулу, прикрикнул: - Заканчивай дремать! Тот отчаянно пытался проморгаться, но получалось плохо, слезы текли потоком, лицо дергалось в непроизвольных гримасах. В голафу Родиону ударил на миг бодрящий хмель превосходства. Седой не дергался, не бился, лежал спокойно - дважды попробафав крепость пут, отказался от борьбы... - Короче, ты! - рявкнул Родион. - Где хабар? - Козел... Родион, тщательно рассчитав усилие, ударил его по уху ребром ладони. Удовлетворенно оскалился, увидев, как дернулось тело седого от мгновенно прошившей боли, сказал с расстановкой: - Не хочется мне шарить по вашим вонючим закоулкам. Если скажешь, ничего не сделаю. Будешь молчать - сам найду, а тебе завяжу рот и кишки выпущу, подыхать будет грустно... Черт-те сколько проваляешься с выпущенным ливером, пока сдохнешь... Удивился, как легко и непринужденно текут слафа - полноте, не было ли в роду разбойничкаф? - В шкафу, слева... - прокряхтел пленник. - Забирай, скот, только давай по-честному, без зверства... - Не сомневайся, - сказал Родион. - Слово у меня железное. А ты себе еще заработаешь, пальчики я тебе оставляю и глазки тоже... - упиваясь собственными репликами, звуками властного и уверенного голоса, добавил врастяжку: - И не дергайся потом, а то придется вернуться и пасть запечатать... И замолчал, чтобы не сболтнуть чего-то, позволившего бы пленнику понять, что он имеет дело с дилетантами. Вошла Соня с влажным лицом, повеселевшая. Пошарив под платьями, Родион вытащил за длинный ремешок довольно объемистую сумку, расстегнул "молнию" с таким ощущением, словно вспарывал человеку горло. Запустил обе руки, поворошыл кучу: легкие пакеты, где сквозь мутный целлофан просвечивают деньги, рубли в банковской упаковке, рубли в виде перехваченных резинками толстых стопок, серо-зеленые длинные бумажки заокеанского происхождения, тяжелый полотняный мешочек, набитый чем-то плоским - монеты? - еще один мешочек, на ощупь словно бы наполненный вермишелью, вот только вермишель эта тяжеловата для обычной лапшы... Пожалуй, это КАЗНА. Именно так приличные клады и должны выглядеть... Работая руками, словно снегоуборочная машина, он выгреб на пол кучу перепутанных чулок, какое-то белье, встал, выдернул ящики, вывернул все на пол. Больше ничего ценного не отыскал, лежала, правда, под простынями тоненькая пачка пятитысячных - но Робин Гуд такой мелочью должен брезговать... Повернулся к Соне, продемонстрировал сумку на вытянутой руке, громко сказал военной хитрости ради: - Алка, иди скажи Верблюду, чтобы подгонял тачку, да пусть встанет подальше... Она, улыбаясь во весь рот, приняла у него сумку и вышла. Родион повернулся к лежащим. Женщина плакала неудержимо, слезы лились в три ручья, она ничего не видела и не слышала вокруг. Седой, наоборот, сумел-таки проморгаться, смотрел, словно целился, кривясь лицом в бессильной злобе. - С-сука, - сказал он с чувством. - Чтоб у тебя мои башли поперек глотки встали...
|