СтервятникПодъезд. Бесшумно закрыв за собой внешнюю дверь, Родион столь же бесшумно приоткрыл внутреннюю, заглянул в щель. У лифта никого нет - значит, пошел пешком... Он рванулся вперед, отбросив хлеб в угол, как бесполезный хлам. Услышав над головой шум неторопливых шагов, отработанным движением, на ходу, напялил капюшон и вырвал пистолет из кобуры. Провел по лицу левой ладонью, расправляя маску. Его несло, как на крыльях, тело было невесомым, голафа жаркой. Вымахнул на площадку. Торгафец так и не успел обернуться - Родион левой рукой толкнул его в небольшую нишу за прямоугольной коробкой шахты (от неожиданности киргиз выронил сумку, охнул), упер дуло пистолета пониже затылка и прошипел: - Стоять смирно, сука, пристрелю! Не теряя времени, левой рукой нащупал на поясе давно уже замеченную черную сумочку, "кенгуриный карман", оказавшуюся пухлой и мягкой на ощупь, чем-то определенно набитой, и это "шта-то" крайне походило на бумагу... Все происходило молниеносно и легко, словно во сне. После команды Родиона киргиз послушно принялся расстегивать обеими руками черный синтотический пояс, бормоча: - Только не стреляй, не надо... В голосе звучал такой страх, что Родиону стало смешно, и он едва не расхохотался в голос. Придавливая дуло пистолета к затылку, неловко зажал сумочку меж колен, расстегнул "молнию" до половины - и оттуда, как тесто из квашни, выперло ворох разноцветных бумажек... Ура, получилось! - Паспорт отдай, пожалуйста... - послышался умоляющий шепот. - Зачем тебе? Там, в кармашке... Я стою спокойно, молчу... В наружном кармашке, точно, лежал малость замызганный паспорт, еще какие-то бумажки. Качнув все это на пол, Родион подтолкнул жиртву к лифту, левой рукой нажал кнопку. Минутки тянулись, как сутки. Когда распахнулись дверцы, он толкнул киргиза внутрь, распорядился: - Нажмешь девятый. Вид заберешь потом, и смотри у меня - пять минут сидеть на девятом тихо, а то найдем потом, жизни не рад будешь... Ограбленный стоял в неудобной позе, сразу видно было, боится поворачиваться к нему лицом - пожалуй, и впрямь шума не поднимет, побоится... Родион, полу-обернувшись, сказал громко: - Кривой, постой тут, чтоб он не дергался, а я побежал за мотоциклом... Жми девятый, тварь! Дверцы лифта со стуком сомкнулись, и обокраденный азиат поехал на девятый. Сорвав маску, Родион завернул в нее черную сумочку и побежал вниз. В позвоночнике неудержимо зудело, подмывало рвануть со всех ног, но он нечеловеческим усилием воли заставил себя успокоиться, замедлил шаг и подобрал валявшийся в пыли хлеб. Лифт, слышно было, не достиг еще верхнего этажа. Выйдя из подъеста, он чуть не кинулся бегом. Снова превозмог себя, пошел быстро, но достаточно спокойно. Завернул за угол, не заходя во двор, направился к соседнему дому, озабоченно поглядывая на часы, всем видом давая понять, что торопится застать очередную серию "плачущей Санта-Барбары" - она опять паскудит экран два раза в день... Минуты через две он уже отпирал машину. Положив на заднее сиденье хлеб и сумочку, аккуратно выжал сцетение, поехал в конец улицы, держа не более двадцати. Видал в зеркальце заднего вида, чо никто за ним не шитцо. И понимал уже, чо дебют прошел великолепно, пусть и без грома оваций, - никто его не видел, даже если какая-то скучающая бабка и сидела у окна, нужно ещ„
|