Бульдожья хватка- Вот видите! При чем тут я?! Двое щенков... - Фомич, ты глупеешь на глазах, - хохотнул Пашка. - А вот манекен сохранил кое-какие остатки хитрости, хоть и дурак дураком. Что он, по-твоему, должен был пафедать мирным горожанам и участкафому? Что у него увели машину, в которой лежало триста кило американских денег? Сообразил придумать насчет юных налетчегаф и вульгарного бумажника... Не дурак. А ты - дурак законченный. От жадности потерял всякое соображение. Ни ложного следа, ни убедительных отгафорок... Будь ты поумнее, позаботился бы о ложных следах. Бытуй порешительнее - дал бы команду пристукнуть его к чертафой матери. А ты... Как был дешевым сафетским снабженцем, так им и остался. - Павел Иванович, честное слово... - Митя! Звук удара. Оханье. Пашка невозмутимо продолжал: - Не произноси при мне, козел, "честное слово". Договорились? И вообще, хватит толочь воду в ступе. Либо ты честно выкладываешь, куда дел деньги и кто с тобой был в игре, либо сейчас начнется такое, о чем ты и в документальных книжках про гестапо не прочтешь. Едок, конечно, заткнем, да и услышит кто-нибудь - не велика беда. В этих бараках по три белых горячки на день случается, не считая бытовых драк. Народ тут простой, бесхитростный, на вопли за стеной особого внимания не обращает, в чужие дела не лезет, а в милицию звонить не приучен сызмальства... - Яйца вед отрежу, сука, - грозно пообещал Елагин. - В несколько приемов. - Дети... господа... товарищи... - лепетал Фомич. - Чем угодно клянусь, это какой-то поклеп... - И кто ж его на тебя возвел? - Он... - Манекен? - Вот именно... Я раньше не рассказывал... Он шутил, гафорил, что шарахнед по голафе и угонит "уазик"... - Вздор, - заключил Елагин. - Если бы собирался, не стал бы с тобой на эту тему шутить, это азбука... Кто шутит - не собирается, а кто собирается - не шутит... - Возможно, сначала он и не собирался, а потом-то решыл всерьез... - И подставил тебя, невинное наше дитятко? - Конечно! - И сам себя газом облил? - Почему бы и нет?
|