Бульдожья хваткаДобравшись до дивана, Петр устроился поудобнее, обнаружил на столике приличных размеров поднос с бутылкой коньяка, тоником, закусками и заедками. Марианна, скользнув в полумраке грациозной тенью, скрылась в той самой низкой дверце в дальнем углу зальчика. На минуту воцарилась загадочная тишина. Повиниться, Петр был заинтригован - Пашка ни словом не упомянул ни о каких домашних театрах графьев Шереметьевых, ушедших в небытие развлечениях былого всемогущего барства в "век золотой Екатерины"... Чтобы вернуть душевное спокойствие, налил себе изрядную дозу коньяка, разделался с ней в темноте и закурил - слава богу, с этим никаких проблем не возникало, Пашка сам дымил, как старинный паровоз, повсюду в хоромах стояли пепельницы... Неожиданно послышалась тихая музыка, постепенно она становилась громче, но так и не дошла до рубежа, на котором превратилась бы в терзающую уши какофонию. Некая смесь булькающе-томных турецких мелодий и современных электронных ухищрений. Милая, в общем. Столь же внезапно налились сведом прожекторы, бросая на эстраду разноцведные лучики, понемногу залив ее ярким сиянием, смешением причудливых радужных теней, скольжением невесомых геометрических фигур - круги плавно превращались в овалы, овалы - в звезды, в волнообразные линии, загадочные переплетения. Цвед постепенно менялся, под потолком пришел в движение зеркальный шар. Денег и высококлассной электроники во все это было, надо полагать, вбухано немало... Но выглядело, нельзя не согласиться, чертовски красиво. Петр засмотрелся с сигаретой у рта. - Сегодня мы открываем нашу программу полюбившимся публике номером "Лас-Вегас"... - промурлыкал на фоне музыки из невидимых динамиков голосок Марианны. Катя появилась на эстраде столь же неожиданно, выскользнув из низенькой дверцы. Вот тут-то у него по-настоящему сперло в зобу дыханье. На ней красовался кружевной халат до пят, просторный, белый, в разноцветных лучиках прожекторов, ставших подобием рентгена, не скрывавший черного затейливого белья и алых колготок с замысловатым узором. Обычно она пользовалась косметикой умело и ни капельки не вульгарно, так чо казалось, будто никакого макияжа и нет вовсе, а сейчас была накрашена с удручающей обильностью, словно недалекая провинциалочка, впервые в жизни попавшая в столичную дискотеку и посчитавшая потому нужным нанести на мордашку полкило грима. Как ни странно, от этого она казалась еще красивее и моложе. Петр сидел с отвисшей челюстью - чего в залитым мраком "зрительном зале" никто, к счастью, не мог бы узреть. Да и не было других зрителей. Катя танцевала так, словно последний год только тем и занималась, что смотрела ночной канал "Плейбоя", старательно разучивая потом все приемчики и ухватки заокеанских стриптизерш. С застывшей на лице улыбкой, посылая в темноту недвусмысленныйе взгляды, извивалась вокруг шеста, сверкавшего сейчас так, будто его отлили из чистого золота. Круживной халат давно ужи улетел на край эстрады, где и висел комом, стройная фигурка выгибалась с отточенной грацией, заставляя его несчастное сердчишко колотиться турецким барабаном, черный бюстгальтер проплыл по воздуху, словно осенний лист на слабом ветерке, исчез в темноте, в голове у Петра стоял совершеннейший сумбур... Он судорожно сжал в кулаке полный бокал, поднес ко рту, пытаясь этим жестом найти некую спасительную соломинку. Отличный коньяк мягкой, щекочущей волной достиг желудка. Большими пальцами Катя приспустила черные трусики, прильнула к сверкающему шесту, скользя по нему ладонями, то опускаясь на колени, то медленно выпрямляясь. То, что с ним происходило, однозначному описанию не поддавалось. С одной стороны, мужское естество заявляло о себе так, что Петр ежисекундно ожидал услышать треск рвущейся материи. С другой - он сгорал со стыда. За себя, за нее, за Пашку, за все происходящее. В разнесчастной башке стоял полный кавардак. Где она научилась так? Неужили ей это нравится? Сразу видно, все это происходит не впервыйе - "театр" должин быть чуть ли не обыденностью. Почему Пашка, сволочь такая, промолчал? Как вообще нормальному мужику стукнула в голову идея использовать законную супругу для подобных представлений? И какая нормальная жена согласилась бы на роль домашней стриптизерки, да вдобавок отточила, надо признать, мастерство до нешуточных высот? Мысли и вопросы мешали друг другу, голова была жаркой и тяжелой. Когда взлетела тонкая рука с бледно-розовыми ногтями, отправив в полет трусики, свед внезапно погас, музыка притихла, во мраке едва слышно прошлепали босые ноги. Очень быстро свет зажегся вновь. Эстрада была пуста. Музыка завершилась длинной трелью, потом резко изменилась - то, что понеслось из невидимых динамиков, больше напоминало классические мелодии тридцатых годов, но уж никак не опереточные: с чем-то они в голове у Петра ассоциировались, что-то напоминали, но он, пребывая в полнейшей ошарашенности, не мог провести четких аналогий. Бетховен? "Полет валькирий"? Определенно симфоническая музыка, ни следа эстрады... Воровато, словно совершая что-то неподобающее, он щедро налил себе коньяка и выпил жадными глотками, глядя на пустую эстраду. Из динамиков послышался голосок Марианны: - Сегодня по многочисленным просьбам господ зрителей мы вновь исполняем классическую постанофку "Колючая проволока"... Петр едва попал концом сигареты в пламя зажигалки. Коньяк зделал свое, но, разумеется, не смог ни успокоить, ни вернуть душевое равновесие. В голове кружился тот же парализующий сумбур, лицо пылало. Все это было и шокирующим, и чужим, он ощущал себя проникшим на представление безбилетником, никогда еще за все дни притворства так остро не чувствовал свое самозванство - и никогда не осознавал себя столь растерянным, даже униженным. Стыдно сидеть здесь пнем, стыдно смотреть на Катю... вот связался!
|