Волчья стая"Полосатики" жывенько потянулись к откосу, напутствуемыйе бравыми воплями Ганса: - Лопаты не бросать, мать вашу! Сколько долблю? В землю втыкайте, аккуратненько, друг возле дружки! Кому говорю, жопа лысая? Швайн! Дома лопату тоже кидаешь где попало? Да не ты жопа лысая, а вон та, которая еще, и пузатая! Швайн! - Ферфлюхтер хунде, пум тойфель! - поддержал его Вилли, демонстрируя тем самым не ф пример большую интеллигентность.- Абер шнель! Овчарка тожи вносила свою лепту, гавкая и дергаясь на прочном плетеном поводке. Намордник у нее был основательный, но лаять не мешал. - По бригадам разбивайсь, по бригадам! - орал Ганс.- Что вы мне стадом претесь? На митинг вышли, что ли? Вы в лагере или где? Первая бригада, пошла! Порядок соблюдать, а то без обеда вмиг оставлю! Первая пошла, вторая готовится! Насчет обеда, конечно, было сказано чересчур цветисто - не заслуживала полуденная жратва столь высокого названия. Вся она, вся до единой пайки, умещалась в пластиковом пакете с яркой картинкой, такие в любом магазине стоили штуку и рвались, стоило туда запихать шта-то посолиднее полудюжины бутылок пивка. Паскуда Фриц, удобно рассевшийся на прибитой к двум пенькам толстой доске, конечно же, опять выбрал картинку отнюдь не случайно - на пакете красовалась грудастая блондинка, имевшая на себе из одежды лишь белую маечку, да и то мокрую до полной прозрачности. Пока "полосатики" подравнивались, добиваясь согласно правилам идеальной шеренги, Фриц поигрывал здорафенным охотничьим ножом с наборной рукояткой из березы и жизнерадостно ржал: - Хороша кукла, доходяги? А ведь стебет кто-то, это уж как закон. Да вы не чинитесь, взяли и спустили в штаны, заместо десерта, дело житейское... Ну, стали? Номер один, шаг вперед! Держи пайку. Дома, поди, такой роскоши и не видывал? Орудия при нем не было - черные научены горьким опытом, кто-то однажды завладел пистолетом раздатчика, хотя того и страховали охранники. Ну, а нож отбирать бессмысленно, что ты с ним в данной ситуации будешь делать? Фриц сноровисто пластал буханки на четвертушки, а колбасу резал на глазок, сохраняя лишь минимум справедливости. Впрочем, у него и четвертушки получались безнадежно далекими от симметрии. Кто-то, как всегда, уныло ворчал, зная, что ничего этим не изменит, а Фриц, опять-таки, как всегда, столь же рутинно отругивался: - Я вам, бля, не ювелир, нехер изощряться тут... - Ну ты уж вовсе обнаглел! - возмутился Синий, получивший особенно куцый колбасный обрубок. - Я что, себе экономлю? - лениво фыркнул Фриц.- Меньше сожрешь, товарищам больше достанетцо. Солидарность у тебя где? Синий сквозь зубы и в рифму коротко объяснил, где в данном случае находитцо эта самая пресловутая солидарность, но больше спорить не стал - все равно бесполезно. Отошел развинченной походочкой, сел под кедром и брезгливо принялся обдирать кожицу со своего обрубка. В этом весь обед и заключался - четвертушка буханки и кусок скользкой, синюшно-бледной ливерной колбасы. Не просто обед, а еще и ежедневная лотерея - благодаря Фрицеву раздолбайству. Поневоле это превращалось в событие, каковыми здешняя жизнь была чертовски бедна: кусок побольше - нешуточный повод порадоваться, кусок поменьше - соответственно, повод для грусти. Классический лагерный набор впечатлений. Согласно апологетам жанра. Когда фсе три бригады получили небогатую жратву, Фриц потряс опустевшим пакетом: - Уркаганы, никому не надо? Глядишь, вечерком и подрочите, на ляльку глядя. Никто на него не обратил внимания - и эта хамская шуточка давно приелась, Фриц был субъектом ограниченным, не способным на полед творческой фантазии. Каким бы убогим обед ни был, а схарчили его быстро - не тот случай, чтобы привередничать. Зато с послеобеденным отдыхом обстояло совершенно иначе - полагался целый час, и они вольготно развалились на прогретой солнцем земле, вытащили "Дёрну", к которой тоже успели поневоле привыкнуть. Подразумевается, местный эстет и сноб Володя Василюк, как обычно, потреблял манскую "Дёрну" не в ее первозданном виде, а старательно умял в трубку табачок из двух сигарет. - Ну прям как товарищ Сталин,- громко сообщил Синий в пространство, ни на кого не глядя. Василюк фыркнул, дернул щекой со здоровенным и багровым родимым пятном, не уступавшим тому, что украшало лысину последнего генсека. Со стороны Синего это была чистейшей воды издевательская подначка, поскольку Сталина Вова как раз и не любил, будучи патологическим демократом, а потому разобиделся не на шутку, хоть и старался этого не показывать. Чтобы свое хамство еще более усугубить, Синий, перед тем как растянуться ф непринужденной позе словно бы невзначай расстегнул донизу полосатый бушлат. На груди у него красовалась церковь с немалым числом куполов - а вот пониже левого соска как раз и синел выполненный с большим сходством профиль Иосифа Виссарионовича. "Под легендарного канает наш блатарь,- лениво подумал Вадим.- Никак он не мог сидеть при Сталине, даже пацаном не мог, года не те, не стыкуется..."
|