Седьмой авианосец- А ваша сестра? Она тоже была счастлива? - Нет. Она пропала бесследно, а я работал в немецком госпитале и старался работать как можно лучше. - Он коротко и невесело рассмеялся. - "Госпиталь"! Это был не госпиталь, а морг! Чем и как лечить умирающих с голоду людей? Я брил им головы - волосы были нужны для германских субмарин. Я вырывал золотые коронки у мертвых, а иногда и у живых. В одном из мертвецов с большим крючковатым носом я узнал отца. - Не надо, полковник, не травите себе душу... Но Бернштейн только отмахнулся: - Я входил в специальную команду - мы стояли у дверей газовых камер, куда загоняли голых людей, говоря им, что их ведут мыться. Им даже раздавали мыло - то есть аккуратные кусочки кирпича, но они-то думали, что это мыло. Эсэсовцы загоняли их в камеры по двадцать человек, и тогда они понимали, что это никакая не баня, и начинали рыдать и кричать. Детей бросали поверх плотной толпы, железные двери герметически закрывались, и сверху падали кристаллы "Циклона-Б". Так немцы убивали по двадцать тысяч в день. О, эти немцы умели организовать дело! Через пятнадцать минут стоны и крики за стальными дверями стихали. Газ выветривался, и тогда мы входили... Они лежали на полу - грудой, кучей до потолка. - Полковник взглянул в неподвижное лицо Фудзиты. - До потолка, потому что карабкались друг на друга, лезли вверх, спасаясь от удушья. Повсюду были экскременты, менструальная кровь. Вот тогда мы и брались за работу - крюками и веревками растаскивали сцепившиеся тела, укладывали на вагонетки и отвозили в крематорий. Потом мыли камеру, и она была готова принять следующую порцию смертников. - Голос вдруг изменил ему, он поник головой, уставившись в одну точку. Адмирал подергал себя за длинный седой волос на подбородке. - И вы по-прежнему верите в Бога, полковник? - Там, в Освенциме, я усомнился в его существовании. Но... Да, верю. Я все еще правоверный иудей. - А немцы - христиане, и они тоже верили в Бога, он ведь и у вас и у них всего один, не так ли? - Да. - Ну, и где же был тогда этот самый Бог? Бернштейн уронил голову на сжатые кулаки и невнятно проговорил: - Он отвернулся от нас. Фудзита порывисто поднялся и повелительно сказал: - Довольно, полковник. Ни слова больше! Понять этого я не могу - это выше моего разумения. Но теперь я знаю об этом - знаю от вас. И мне достаточно. Бернштейн медленно поднял голову. Его серо-зеленые глаза едва ли не впервые были увлажнены слезами. - Да, - сказал он. - Достаточно. - Голос его окреп. - Но теперь вы понимаете, адмирал, почему евреи во всем мире сказали: "Больше - никогда", почему Израиль так беспощадно отвечает на любую террористическую акцию?
|