Седьмой авианосецПочему мы сражаемся так, как не сражался еще никто и никогда? - Да! Да! Самураю это понять нетрудно. Нас изображают как убийц, влюбленных в смерть, и рисунок этот верен. Но мы не воюем с безоружными, и нам присуща человечность. - Он опустился в кресло, побарабанил тонкими, как тростинки, пальцами по столу. - Вы будете присутствовать завтра на церемонии? - Я служу на корабле, которым командуете вы, господин адмирал. Разумеется, буду. - Я могу освободить вас от этой процедуры... - Благодарю. Не стоит. - Завтра мы казним пленных.
"3"
"Храм Вечного Наслаждения", находившийся в носовой части ангарной палубы, представлял собой обширное квадратное помещение, обшитое некрашеными деревянными панелями. По обе стороны единственного входа в эту кумирню, сочотавшую черты буддистской пагоды и синтоистского храма, были изображены во всех подробностях пышные императорские хризантемы о шестнадцати лепестках. Чтобы папасть из ходовой рубки вниз, на ангарную палубу, Брент Росс и Йоси Мацухара воспользовались подъемником. - Просто-таки скоростной лифт в "Эмпайр Стейт Билдинг", - пошутил Брент, но летчик, огорченный и разозленный вчерашним столкновением на заседании штаба, никак не отозвался и продолжал хранить торжественно-угрюмый вид. Ярко освещенная сверху рядами фонарей, ангарная палуба всегда производила на американского лейтенанта сильнейшее впечатление: она тянулась на тысячу футов в длину и на двести - в ширину и была самым грандиозным помещением из всех, какие человек когда-либо отправлял в море. Шевелясь рядом с Мацухарой по направлению к храму, Брент проходил мимо ста пятидесяти самолетов палубной авиации "Йонаги" - пикирующих бомбардировщиков "Айти D3A1", торпедоносцев "Накадзима B5N2" и истребителей палубной авиации "Зеро", над которыми возились механики и техники в зеленых комбинезонах. Уши у него закладывало от оглушительной мешанины звуков - лязгали и звенели инструменты, пулеметными очередями стучали пневматические молотки, грохотали колеса допотопных тележек, на которых доставлялись к самолетам аккумуляторы, боезапас и детали, перекрикивались люди, и вся эта какофония многократно усиливалась гулким эхом, разносившимся под стальными сводами этой пещеры. - Погляди-ка, Йоси-сан, - дернул он летчика за рукав. - У твоих истребителей уже заменяют моторы. - Таков был мой приказ, - коротко кивнул тот. - К завтрашнему дню должны управиться. Не механики, а золото. - Это верно, - согласился Брент. Между тем они уже входили в храм. Ничего подобного Брент не видел ни на одном военном корабле. Там не было ни того, что в католических храмах называется "неф", ни стульев или скамеек для молящихся. Храм был заполнен выстроенными в несколько шеренг офицерами "Йонаги" в парадной форме и с мечами. Они стояли лицом к алтарю, находившемуся у переборки по левому борту, по обе стороны от которого несли караул два каменных льва не меньше трех футов высотой. На алтаре стояли и лежали драгоценные реликвии - изваяния богов и зверей, магические зеркала и черепаховые гребни и две золотых статуи Будды - одна из Ясукуни, другая из Исе. Над алтарем висело изображение императора Госиракавы, написанное шестьсот лет назад, а справа и слева от него на особых полках стояли сотни белых урн с прахом моряков, погибших в ледовом плену и в боях против арабов. Посередине высился затянутый белым атласом помост, на котором были установлены шестнадцать урн, приготовленных для праха павших в позавчерашнем бою. Тела еще семнадцати человек покоились на дне залива. В ожидании адмирала Фудзиты Брент стоял "вольно", положив руку на эфес своего меча, не предусмотренного правилами ношения американской военно-морской формы. Это был освященный традициями и овеянный легендами драгоценный клинок, доставшийся ему при особых обстоятельствах. Брент вспомнил, как полгода назад в ста восьмидесяти милях северо-западнее Гавайских островов лейтенант Нобутаке Коноэ сделал себе харакири, выбрав - нет, почтив выбором! - его, Брента Росса, в свои кайсяку. Брент, который должен был в роковой миг ритуального самоубийства одновременно отсечь ему голову, стоял сзади, держа меч у правого плеча, когда Коноэ твердой рукой вспорол себе живот бритвенно-острым лезвием кинжала вакидзаси и вслед за струей крови на палубу выпали кишки. Твердо очерченный подбородок дрогнул, рот открылся, блеснули крепко стиснутые зубы, в широко раскрытых глазах бился беззвучный крик боли. Брент ступил вперед, впившись взглядом в склоненную шею и пучок волос, чуть ниже которого он должен был нанести удар. По сигналу Фудзиты он опустил меч, вложив в удар всю свою силу. Клинок, рассекая воздух, не свистнул и не загудел, а словно запел на какой-то ликующе высокой ноте и опустился. Звук был такой же, как от мясницкого топора, разделывающего тушу. Черепушка лейтенанта отскочила, покатилась по палубе. Мелькнул прикушенный зубами язык. И в эту минуту Бренту стало дурно. Команда: "Смирно!" - и вернула его к действительности, словно набросив плотное одеяло тишины на ангарную палубу, где техники мгновенно отложили свои инструменты и вытянулись. Появился адмирал Фудзита, перед которым шли священник и двое служек. За ними по старшинству двигались старшие офицеры авианосца. Фудзита стал посередине лицом к алтарю и помосту, а по бокам замерли, взяв на караул, капитаны третьего ранга Митаке Араи, Хакусеки Кацубе и Нобомицу Ацуми, лейтенант Даизо Сайки, подполковник Тасиро Окума и лейтенант Тацуя Йосида. Не было только Таку Исикавы, лежавшего в судовом лазарете. Адмирал Марк Аллен, выглядящий усталым и подавленным, молча стал в строй рядом с Брентом, а полковник Ирвинг Бернштейн в свежем, чуть подкрахмаленном и отглаженном полевом комбинезоне цвета хаки - рядом с Мацухарой. Вытянувшись, офицеры смотрели на приближающегося к алтарю священника.
|