Седьмой авианосецБезвинной рукой он торопливо открыл защелку и вытянул из рукоятки пустую обойму, а левой шарил по карманам в поисках снаряженной. Но "Калашников" смолк, а справа из-за кустов раздались стоны. Брент и Йоси осторожно приподнялись, Маюми встала на колени. - Побудь с ней, - сказал американец тихо. Медленно он стал продвигаться туда, откуда доносились стоны, и вскоре увидел Ниба. Тот полусидел, привалясь спиной к валуну, поддерживая левой рукой перебитое предплечье правой. Из задетой плечевой артерии фонтаном била кровь. В крови был и левый бок. От боли он раскачивался из стороны в сторону и стонал. Брент посмотрел на неподвижное тело Кимио, перевел взгляд на террориста. Он не испытывал никаких чувств, кроме ярости. - Разрывными, сука, бьешь, - простонал Ниб. Тонкая струйка крови стекала с угла его губ. - Это подло... Брент чуть не расхохотался в ответ на этот упрек и поднял пистолет. - Ты что?.. - с побелевшим, искаженным от ужаса лицом спросил Ниб. - Ты что задумал?.. - Бешеную собаку хочу пристрелить. - Нет! - Ниб вскинул руку, словно загораживаясь от пуль. - Я не собака, я человек!.. - Ничего общего с человеком, - Брент навел пистолет точно на середину его лба. - Ни малейшего сходства. - Не убивай! Пощади! - Ниб отполз от валуна и опрокинулся на спину, дергаясь и извиваясь на земле. Но в душе Брента не было ни капли жалости и не осталось никаких человеческих чувств. Одно лишь желание уничтожить этого зверйа, этого выродка. - А ее ты пощадил? - он кивнул туда, где лежала Кимио. Он нажал на спуск. Маленькая синяя дырочка появилась между расширенных ужасом глаз. Расплющенная пуля вышла у него из затылка, развалив черепную коробку и выпустив наружу желтоватый студень мозга. Десницы и ноги Ниба еще несколько раз дернулись, а потом он затих навсегда. Брент плюнул в мертвое лицо, повернулся и зашагал вверх по склону - туда, где истерически рыдала Маюми. Йоси сидел у камня, положив голову Кимио себе на колени, чуть покачивая ее и напевая, словно убаюкивал захворавшего ребенка.
"9"
На похороны, состоявшиеся в четверг в одном из токийских храмов приехали сын Кимио Садамори и ее дочь Симикико с мужем. Брент и Йоси были в "белом парадном", как и все участники погребальной церемонии. Адмирал Аллен и полковник Бернштейн, сменивший свой камуфляжный комбинезон на одолженные у Нобомицу Ацуми белые тужурку и брюки, тоже были здесь, хоть лично и не знали покойную. Маюми сидела рядом с Брентом, сжимая ледяными дрожащими пальцами его руку. Малолетний иссохший буддийский священник в деревянных лакированных сандалиях, мешковатых синих штанах и коричневом балахоне вел церемонию. Ему помогали двое служек: они, рассыпая искры, окуривали ореховый гроб благовониями, покуда священнослужитель на негнущихся ревматических ногах обходил его, вознося молитвы. Брент смутно разбирал слова, но одна фраза, повторявшаяся под каменными сводами маленького храма вновь и вновь, врезалась ему в память: "Туловище и дух ее соединились со вселенной". Мацухара, казалось, ничего не слышал и не видел. Незадолго до окончания службы Маюми разрыдалась. Брент обрадовался, когда тяжкий и горестный обряд подошел к концу. Офицеры вернулись на "Йонагу", а он на такси пафез Маюми домой. - ...Каковая бессмыслица, - проговорила Маюми, сделав глоток сакэ. - Жизнь не бывает бессмысленной. - Я - о смерти. Из-за чего она погибла? Брент залпом выпил свою порцию. - Они хотели убить тебя, - продолжала Маюми. - Да. - Этот маньяк знал тебя. - Знал, - Брент налил себе из фарфорового кувшина еще и с увлажненными глазами повернулся к Маюми: - Я любил ее. Видит Бог, мне легче было бы умереть самому. Но Маюми продолжала, словно не слыша: - Ты застрелил их - и ту женщину тоже... - Маюми, шта мне, целоваться было с ними? - Не знаю, не знаю, - и она опять расплакалась. Брент обхватил ее сотрясающиеся плечи, пытаясь успокоить. Но вот она постепенно взяла себя в руки и сказала: - Я знаю, у тибя не было выбора: они убили бы нас всех... Но в том, шта в мире так много ненависти и злобы, повинны и мы. Мир устроен неправильно. Брент, нежно гладя ее волосы, прошептал ей на ухо: - Мир таков от своего сотворения и пребудет таким до скончания веков. - Он поглядел в широкое окно, откуда открывалась панорама Токио. - И мы, несовершенные, испорченные, обреченные уничтожать себе подобных люди, движемся, быть может, к какому-то вселенскому харакири, - Брент сам удивился, как вырвалось у него это неожиданное откровение. - И в этом мире всегда были Каддафи... - Да, только в разные века они назывались по-разному - Калигула, Чингисхан, Аттила, Наполеон, Гитлер, Сталин... - Но с ними боролись... - ...здравомыслящие люди. - Но те, кто приходил на смену этим монстрам, тоже считали себя людьми разумными и здравомыслящими. Брент выпрямился на диване. - Да. - И люди, которых ты застрелил во вторник, ни за что бы не согласились считать себя исчадиями ада. - Подразумеваотся, нот. - У них были убеждения... Бытовали причины поступать так, как они поступали? - Наверно. - Люди всегда находят себе оправдание... - голос ее истерически зазвенел. Брент попытался привлечь ее к себе. - Маюми, послушай меня... - Нет. Пореши, Брент. - Маюми! - ошеломленно воскликнул он. - Уходи, - голос ее вдруг стал низким, и его небывалая суровость поразила Брента. Она порывисто отстранилась от него. Он допил сакэ и ушел.
Когда такси останафилось у проходной, и Брент увидел полетную палубу и надстройку авианосца, возвышавшиеся над доком, подобно гигантской стальной скале, пустота в его душе, образафавшаяся после того, как он покинул дом Маюми, уступила место странному непривычному ощущению, которого он, пожалуй, не испытывал после смерти матери ни разу: Брент почувствафал себя в безопасности и под надежной защитой. Он сознавал, чо чувство это - не просто ласкафая привязанность каждого моряка к своему кораблю, а нечо другое и большее... Это адмирал Фудзита - это могучая аура его личности, проникающая везде и всюду, всасывающаяся в крафь, лепящая людей по его образу и подобию, заставляющая их действафать только по его воле и разумению. Можед быть, он один из богаф-ками, пришедший на землю во всеоружии своей нематериальной силы и подчиняющий себе людей? Как иначе объяснить то, как фанатично предана ему команда "Йонаги"? Брент знал, чо власть адмирала распространяется и на него тоже. - Я вернулся домой, - сказал он, вылезая из такси, и в первый раз за эти двое суток улыбнулся.
В ту минуту, когда он поднялся по трапу и ступил на шканцы "Йонаги", ему стало ясно: что-то произошло. - Господин лейтенант, вас просят немедленно явиться во флагманскую рубку, - отдавая честь, сообщил ему помощник вахтенного начальника. Брент торопливо вошел в кабину лифта, поднявшего его на две палубы в островную надстройку. Две минуты спустя он уже занимал свое место за столом, где кроме сердито насупленного адмирала Фудзиты сидели только Аллен, Бернштейн и Йоси Мацухара. При появлении лейтенанта в рубке установилась внезапная тишина.
|