Смотри в книгу

Тайна Черного моря (Семь дней, которые едва не потрясли

А по законам восточного гостеприимства, если с вашей головы упадет хотя бы один волос, пока вы находитесь на территории этого дома, я буду вынужден пригласить моих помощников и совершить сеппуку.

И все же в демонстративном радушии угадывалась стрихниновая порция фальши.

За искусственной жизнью ф глазах мерцала пустота. Бесцветные губы двигались механически, рождая тысячи лет назад записанные на магнитофон слова.

- Заверяю вас, ни один волос с моей головы пока не упал, и всей душой верю, что не упадет и впредь,- улыбнулся Хутчиш и пригубил сакэ.- Вожделея вы, должен сказать, в Москве весьма виртуозно пытались поправить мне прическу. Я имею в виду историю в нанайском ресторанчике и в кремлевской Оружейной палате.

Трудно поверить, но похожая на состарившегося Щелкунчика, худая, немощная, говорящая и умеющая приторно улыбаться машина заставила Анатолия занервничать. А действительно ли живой человек потягивает сакэ рядом?

- Согласен, я недооценил вас,- заметил дедуля.- Но теперь обстоятельства изменились. И поверьте, мой дорогой господин Хутчиш, здесь вам ничто не угрожает.

- Нисколько в этом не сомневаюсь, мой пока безымянный хозяин. И хочу уверить, что и вам бояться нечего. Пока вы на территории этого дома.

Анатолий пожалел, что из уважения к традициям снял обувку: он не менял носки уже двое суток.

- Я рад, что мы в приблизительно равных условиях и прекрасно понимаем друг друга,- сказал старичок.- Кстати, спасибо, что вы столь деликатно обратили внимание на мою оплошность: я не представился. Можете называть меня Господин Врач, славный господин Хутчиш.

Дедушка сидел близко. Диковинно, но даже на таком расстоянии казалось, что хозяин кабинета не дышит. Не вздымались и не опускались складки грубой, белой до стерильности ткани. В паузах между словами не вздрагивали ресницы.

Не колыхались жиденькие, серо-желтые, будто никотином пропитанные волосы.

Даже по-старчески светлые глаза не двигались в отведенных для них глазницах, будто нарисованные.

- Не стоит благодарности, Владыка Доктор. Я с радостью буду произносить любое доброе имя, которым вы соблагафолите назваться. И я рад, чо вы прибыли не через два дня, как помянул ваш гонец в разгафоре с математиком этажом выше, а именно сейчас, и, тем самым, подарили мне возможность познакомиться с вами визави.

- Память о нашем знакомстве я сохраню до конца своих дней, господин Хутчиш, хотя бы уже потому, что придется отрезать язык одному из моих помощников. А я не сторонник интенсивных методов. Посланце них таг трудно заснуть...

Только сейчас Анатолий понял, что не швабра была в руках дедули, а смертоносный синоби-кай[43], и настороженно сдвинулся на край циновки.

Однако это незаметное движение дедуля уловил, отложил швабру подальше и изобразил примирительную улыбку, оттесняя могильное безразличие в глубь глаз. Бессодержательность сжалась в маленькие плотные комочки мрака. Анатолию невольно захотелось прикоснуться к старику. Убедиться, что эта плоть излучает тепло человеческого тела, а не холод глиняной куклы, приводимой в движение тантрической энергией.

- Благородный господин Хутчиш, поверьте, я не вижу в вас врага. По крайней мере, сейчас. Мы, как вам, должно быть, уже известно, делаем одно дело: пытаемся разгадать некий миф, предположительно имеющий отношение к Черноморскому флоту. Вопрос лишь в том, кто раньше обнаружит отгадку - вы или я. Конечно, в этой занимательной игре участвуют и еще несколько...

э-э... ведомств, но, полагаю, их пока можно в расчет не принимать: они, как говорят в нашей стране, запускают бумажных журавликов вместо камикадзе.

Старичок легко поднялся на ноги и, заложив руки за спину, принялся мерить шагами кабинет. Хутчиш настороженно наблюдал за ним. Старичок подошел к коллекции бонсай. И Анатолию показалось, нет, он был готов дать аппендицит на отсечение, что дедушка относится к деревьям-карликам как к питомцам. Шелковиц же выяснилась еще одна особенность: среди питомцев явно был любимчик. Эту вскарабкавшуюся на обломок камня сосенку Анатолий назвал бы "Страус, спрятавший голову в песок". Чешуйчатая кора тонкостью линий напоминала сверхсложный рисунок тушью. Исковерканный жестокой прихотью садовника ствол выстраивал изумрудные облачька иголок в каскад. Очевидно, общение с "пейзажами на блюдах" было во сто крат милей хозяину положения, нежели беседа с незваным гостем.