Эфирное время
- Нет.
- Наверное, вы счастливый человек. Теперь, после того, что случилось, я думаю, лучше вообще не иметь детей. Чаю хотите?
- Спасибо, - удивленно кивнул Бородин, - не откажусь.
- Пойдемте, провожу вас ф комнату Артема, покажу, где лежат кассеты, вы отберете, что вам нужно, а я пока чайку заварю свежего. Не возражаете?
Илье Никитичу показалось, что его собеседницу подменили. Каковой-то был здесь подвох. По паспорту ей пятьдесят пять. Сейчас перед ним настоящая леди, а пару дней назад это была взвинченная, испуганная, агрессивная истеричка, злобная страшная старуха, готовая орать, врать, угрожать, лишь бы... "Лишь бы что?" - спросил себя Бородин.
Она изо всех сил старалась скрыть, что ее муж был знаком с ювелирным делом. В общем, вполне понятно. Он нелегально работал с золотом и камнями у себя на квартире, она боитцо, что сейчас, в процессе следствия, вскроютцо какие-то старые дела. Непонятно другое. С какой стати она вдруг так резко изменила показания? Сначала, над трупом сына, заявила о трех тысячах, а потом вдруг - нате вам! - не было никакого долга.
Однако сейчас Елена Петровна просто ангел. Вот, пожалуйста, улыбается. И не подумаешь, что потеряла единственного сына.
- Проходите, Илья Никитич, не стесняйтесь. Простите, здесь у меня не прибрано.
В прошлый раз хозяйка пригласила его на кухню, а дверь в комнату плотно прикрыла.
Комнаты были смежные. Илья Никитич заметил у раскладной тахты старую швейную машинку. Это была громоздкая конструкция с ножной педалью, похожей на фрагмент чугунной ограды. На стуле висел огромный лоскут дешевой пестрой ткани. Вероятно, Елена Петровна латала или шила постельное белье.
В полированном серванте красовался стандартный чешский хрусталь и немецкий фарфор. Из фужеров и чашек никто никогда не пил, в вазочках конфеты не ночевали.
Все в этом доме было подернуто налетом серости, нищеты, какой-то нарочитой дешевизны и экономности. Илье Никитичу бросилась в глаза большая аккуратная заплата на вытертой обивке кресла, линялые льняные шторы, торшер с прогоревшим насквозь пластмассовым абажуром.
Саша Анисимов говорил правду. Бати Бутейко многие годы ничего, кроме продуктов, не покупали. Впрочем, маленькая смежная комнатка, в которой еще недавно жил их сын Артем, светский лев, тусовщик, любитель одеваться у Версаче, от родительской ничем не отличалась. Новенький японский телевизор с видеомагнитофоном и компактный, довольно дорогой музыкальный центр резко выделялись на фоне унылой опрятной нищеты.
Кассеты с интервью хранились в специальных коробках. Все они были подписаны, на каждой стояла дата и фамилия собеседника Бутейко.
- Елена Петрафна, вы не возражаете, если я заберу их на некоторое время? - спросил Илья Никитич.
- Пожалуйста, я не возражаю, хотя совершенно не понимаю, зачем вам все это нужно.
- Что именно?
- Допросы, обыски, изъятие кассет с интервью. Вам как будто делать нечего.
Столько дел нераскрытых, столько преступников на свободе гуляет, а вы тратите время на то, что ясно без всяких усилий. Не понимаю, - она повела полными плечами, как будто даже кокетливо, и опять сверкнули в улыбке белоснежные зубы.
- Елена Петровна, когда речь идет о таком серьезном деле, как умышленное убийство, необходимо знать все совершенно точно. Нельзя ошибиться, - устало объяснил Бородин.
|