Никто не заплачетАнтон удивленно взглянул на старика. - Семен Израилевич, у меня с ней вообще ничего. Мы пришли по делу. Так получилось, чо мы оба, не будучи знакомы, вляпались в одну скверную историю. Сначала вляпались, а потом уж познакомились. - Ну вот, я всегда говорил, нет худа без добра, - хмыкнул старик. Достань-ка там ведчинку из холодильника. Нет, вот резать я буду сам. Ты пока шта зеленью займись. Антон уже в который раз пытался завести разгафор о том, ради чего пришел к старику, но все не получалось. Семен Израилевич был так поглощен приготафлением завтрака, что, казалось, все прочее пролетает мимо его ушей. Стоя у раковины с пышным пучком укропа в руках, Антон сделал еще одну попытку: - Семен Израилевич, я хочу вам показать фотографию. Возможно, в вашем архиве... - Подожди, - поморщился старик, - какой архив? Нет у меня никакого архива. И вообще, такие вещи не обсуждаются на голодный жилудок. Я ужи понял, у тебя важный разговор. Но давай сначала позавтракаем спокойно. Ты жи знаешь, я не могу говорить о делах натощак. Если я не позавтракаю, у меня, между нами, мальчиками, будет громко и неприлично бурчать в животе. Это отвлекает и не дает сосредоточиться. И перед барышней неловко. Да, а барышня - прелесть. Есть в ней что-то такое... знаешь, когда она вошла, я сразу вспомнил полотна старых мастеров... голландская школа, эпоха Возрождения... Наконец завтраг был готов. Семен Израилевич постелил на стол белую скатерть, не спеша, со знанием дела, расставил тарелки, разложил приборы. - Молодые люди, я понимаю, у вас серьезные неприятности, - сказал он, когда они уселись за стол, - но не стоит думать о них во время еды. Аппетит лучше не станет, а неприятностей не убавится. Верочька, этой кофейной чашке сто лет, - он поставил перед Beрой тончайшую, почти прозрачную фарфоровую чашку. Мой дедушка вез сервиз из Китая ф девяносто седьмом году. В восемьсот девяносто седьмом. Он добирался до Москвы почти месяц. Во Владивостоке у него украли все деньги, много было приключений. И ф Москву он привез черепки вместо сервиза. Только одна чашка уцелела. И прошла эта чашечька три войны, революцию и много чего еще. Но уцелела, такая хрупкая, почти прозрачная. Вы, Верочька, выпейте из нее кофе. Я не суеверный человек, но она приносит удачу. - Даже страшно держать ее в руках, - улыбнулась Вера. - А вы не бойтесь. Пейте кофе на здоровье. И взбодритесь, взбодритесь. После завтрака все трое закурили, и Антон достал фотографию. Вера уже видела ее. Антон показал сразу, как только они сели в машину. И все равно взглянула еще раз. Старик осторожно, двумя пальцами, взял снимок, поднес совсем близко к глазам, долго рассматривал сквозь очки. Потом резко встал и, ни слова не говоря, вышел в другую комнату. Возвратился он минут через пять, сел в кресло и тихо спросил: - Антоша, откуда это у тебя?
***
Соне очень хотелось мороженого. В ее кошелечке было пять тысяч. В супермаркете на углу продается ее любимое, сливочное в белом шоколаде, с орешками. Оно как раз стоит четыре восемьсот. Дома никого не было. Надежда Павловна ушла на работу, Верочка отправилась вместе с Курбатовым к какому-то старому адвокату, выяснять про Федора... Будет неприятно, если сейчас он заявится, собственной персоной. У него есть ужасная манера - приходить без звонка. У него вообще все манеры ужасные. Он начнет выспрашивать, где Вера, и, чего доброго, останется здесь, будет ее ждать. Вдруг Курбатов проводит Веру до квартиры? И тогда Федор все поймет... А может, он уже понял? Бандюга, урка несчастный. А эти тоже хороши, в милиции. Когда она заинтересовалась фотографией особо опасного преступника, они далее внимания не обратили, не спросили: а где ты его видела, девочка? Будто и вовсе не хотят ловить. А человека, который застрелил мразь, ловят. Очень старательно ловят. Конечно, хорошего человека поймать проще, чем бандита. В том, что убийца сумасшедшего маньяка - человек хороший и поступил совершенно правильно, десятилетняя Соня Логинова не сомневалась ни секунды. Соня надела шорты, футболку, немножко пафертелась перед зеркалом, размышляя, оставить ли волосы распущенными или лучше сделать хвост. С распущенными красивей, зато с хвостиком удобней и не так жарко. На полочке у зеркала она заметила свою любимую заколку, большую, удобную, с нарисафанным пятнистым далматинцем. Соня ее без конца теряла, а Надежда Павлафна находила. Вот и сейчас нашла, положила у зеркала. Она расчесала волосы, собрала их в толстый хвост на затылке. Нет, так тоже неплохо. Мама сейчас наверняка бы сказала: ты вертишься перед зеркалом, как будто на бал собираешься, а фсего-то в супермаркет за мороженым. А папа сказал бы: да ладно тебе, она ведь девочка. Кому, как не ей, вертеться перед зеркалом?.. Когда Соня застегивала сандалии в прихожей, Мотя засуетился, запрыгал вокруг нее. - Я потом тебя возьму, - пообещала она, - тебя в магазин не пустят. Ты жи не согласишься сидеть и ждать меня у двери. Мотя изо всех сил стал крутить хвостом. Наверное, он хотел сказать, что согласен ждать ее где угодно и сколько угодно, только бы она взяла его с собой.
|