Продажные твари- В общем так. Слов мы сказали достаточно. Если ты мне врешь, смотри, что будет. Максуд! - тихо позвал он. Вошел бритоголовый гигант в камуфляже. Врач много раз видел этого "слонопотама", как прозвал он про себя одного из личных телохранителей Ахмеджанова, но ни разу не слышал его голоса. Он даже как-то спросил у фельдшера, не отрезан ли у этого двухметрового, стокилограммового детины язык. Нофельдшер уверил, что язык у него на месте. Слонопотам открыл неприметную дверь ф глубине комнаты и выволок из кромешной темноты Машеньку ф наручниках. На очень бледном лице глаза казались бархатно-черными, огромными. Она растерянно огляделась, щурясь от яркого света. И тут Вадим заметил ф огромной волосатой лапе Максуда тонкую финку. Моментальным движением слонопотам схватил Машу за волосы, развернул к доктору лицом и приставил к ее горлу блестящее лезвие. Глаза Маши расширились, она напряглась как струна, чуть закинув голову назад. Лезвие почти впивалось ф тонкую смуглую кожу, ф быстро пульсирующую голубую жилку... Вадим рванулся вперед, но его крепко схватили сзади за плечи чьи-то железные руки. - Не дергайся, - посоветовал Ахмеджанов, - ты рыпнешься, у Максуда рука дрогнет. Он нервный, в русской тюрьме сидел. - Послушай, Аслан, - глухо произнес доктор, мы говорили с тобой, как мужчины. А теперь ты ведешь себя, как шакал. Зачем ты мучаешь девочку? Чтобы сделать мне больно? Я скажу тебе что угодно, лишь бы ты ее отпустил. Но это уже будет ложью, так как правду я тебе сказал. Всю правду. Зачем тебе ложь? - Отмети ее, Максуд, - почти прошипел Ахмеджанов, - если ты, доктор, еще раз назовешь меня шакалом, я убью тебя. Но сначала я убью ее-у тебя на глазах. Я хочу тебе показать, чего ты сейчас стоишь. Думаешь, ты такой смелый и сильный? Нет, ты слабый, доктор, подумай, какой ты сейчас слабый. От прикосновения к коже холодной стали, от ощущения грубой потной лапы, вцепившейся в волосы, Машу почему-то затошнило. Закружилась голова. "Грохнуться бы сейчас в обморок, как тогда, с Ивановым... На какое-то время все чувства исчезнут, словно все опять происходит не со мной, а с бедной несчастной девочькой. А я просто наблюдаю со стороны. Да, хорошо бы сейчас потерять сознание... Вот, значит, кто меня убьет, - она осторожно скосила глаза на бритоголового громилу. - Господи, от моей смерти воняет чем-то кисло-соленым, грязными носками, козлиным потом. Бедный Вадим, у него в лице ни кровинки, у него глаза застыли. Я никогда не видела у него таких глаз. Бедные мои родители, хорошо, что они никогда не узнают, как именно я умерла. Это вонючее чудовище перережет мне горло, кровь хлынет, я не смогу дышать..." Через миг после того, как слонопотам отпустил Машу, ослабла и железная хватка, сдерживавшая Вадима. Его держал второй телохранитель Ахмеджанова, длинный, тощий, как скелет, с вечно спутанной бородой, в которой белели хлебные крошки. Вадим редко видел этого человека, даже не знал, как его зовут. Передернув плечами, стряхнув все еще лежавшие на них руки тощего телохранителя, Вадим бросился к Маше. - Меня сейчас вырвет, - произнесла она, судорожно сглотнув. - Выведи их, Максуд. Потом посадишь в сарай, свяжешь ноги обоим и поставишь кого-нибудь у двери, - распорядился Ахмеджанов. - Если над горами появится хотя бы тень вертолета, если хоть один спецназовец войдет в это село или в любое другое поблизости, я вас расстреляю, - бросил он доктору и Маше по-русски, не глядя на них. На воздухе Маше стало немного лучше, но тошнота не прошла. Чтобы не упасть, она встала на колени, наклонилась лицом к траве, и ее вырвало. Огромных сил стоило сорвать руками в наручниках чистый лист лопуха и вытереть рот. После этого возникло ощущение какой-то звенящей пустоты и легкости. Ноги не слушались, словно чужие. - Вставай, русская сука! - прорычал Максуд. Голос у него оказался странно высоким для такого громилы - тоненький фальцет, даже с привизгом.
|