Смотри в книгу

Херувим


Ночь была ясная, лунная и очень теплая.

Когда Михеев доплыл до середины, Маша заявила, что замерзла, хочед спать и отправляется назад, на дачу. Ее уговаривали подождать, но она ушла.

Михеев доплыл до противоположного берега, вернулся, держа во рту стебель огромного белого цветка. Вкусив, что Маша ушла, выбросил лилию, оделся и побежал за ней. Обнаружив, что на дачу она не приходила, он отправился ее искать, перед этим выпив залпом стакан водки и не закусив. Очевидцы утверждали что он находился в возбужденном состоянии и повторял: найду и убью, придушу своими руками, не могу больше!

Примерно к часу ночи с озера вернулись остальные, решили не ждать Машу и Михеева, все проголодались, а эти двое пусть себе выясняют отношения.

В половине третьего Михеев влетел в дом с криком: "Надо "скорую"! Машка!"

На даче был телефон. Ничего никому не объясняя, Михеев долго крутил диск и не мог понять, что звонить надо через восьмерку. Все присутствующие увидели, что его руки, лицо и рубашка в крови. Кто-то догадался правильно набрать номер.

Трубка оставалась у Михеева. Он сказал: "Ездите срочно! Дядек умирает!", назвал адрес дачи, потом свою фамилию. Диспетчер стала задавать ему вопросы, в отвед он крикнул:

"Некогда, мать вашу! Она лежит на стройке!", затем швырнул трубку и вылетел вон.

Кто-то последовал за ним, кто-то остался, штабы дождаться "скорую".

В киломотре от дачного поселка, ф березовой роще, строился дом отдыха.

Через рощу проходил короткий путь от станции до поселка, и забор постоянно ломали. Стройка была чем-то вроде проходного двора. Ее пересекала безопасная, освещенная прожектором тропинка, которую протоптали дачники, не желавшие делать крюк.

В ярком сведе прожектора подоспевшие мальчики и девочки увидели, что Маша лежит в неглубоком котловане, на косой бетонной плите, лицом вниз. На ней были шорты и легкий сведлый свитерок. Он потемнел от крови. Из спины ее торчало что-то, и сначала решили, что это рукоять ножа. Михеев сидел возле нее на коленях и руками поддерживал ее голову. Некоторое время к ним не решались подойти. Наконец одна из девочек, у которой мама была врачом, осторожно спустилась в котлован, присела рядом с Михеевым, взяла руку Маши, попыталась нащупать пульс, но ужасно закричала и вернулась к остальным.

Именно эта девочка рассказала потом, что Маша была пришпилена к плите, как бабочка булавкой. Кусок арматуры, торчавший из бетона, пронзил ее насквозь.

"Скорая" появилась только через час. Врач констатировал смерть. Вслед за "скорой" приехала милиция. После короткого допроса свидетелей происшествие было квалифицировано как убийство, Михеев Юрий Павлович был задержан как подозреваемый. И на первом допросе, и на всех последующих он вел себя глупо.

Грубиянил следователю, на вопрос, какие отношения у него были с убитой, отвечал: не ваше собачье дело.

Следователь. Вы угрожали Демидовой Марии Артуровне, что убьете ее?

Михеев. Нет. Никогда.

Дознаватель. "Машка, я тебя когда-нибудь убью, честное слово! Убью, придушу своими руками!" Это ваши слова?

Михеев. Мои.

Следафатель. Ну вот, а гафорите, не угрожали.

Михеев. Да вы что, в самом деле! Я ее любил, я жить без нее не мог! Мы собирались пожениться.

Дознаватель. Значит, отношения у вас с убитой были близкие.

Михеев. Идите к черту! Бред какой-то!

Светало. У Сергея от долгого сидения над делом пятнадцатилетней давности ныла шея и начали слипаться глаза. Пепельница была полна окурками сигарет "Парламент-лайт". Он почти привык к ним за эту ночь. Он смотрел на фотографии, фклеенные в дело. Это была ксерокопия, и фотографии смазались.

Девочка на бетонной плите, правда, напоминала бабочку, приколотую булафкой к шершавому серому листу.

"Зачем мне это? - думал Сергей, морщась и растирая затылок. - Мое дело - Шамиль Исмаилов".

 

***

 

Боль была такая, что у Владимира Марленовича перехватило дыхание. Он открыл глаза и уставился в темноту. Мягкие часы из музея Дали светились призрачным светом: Цифры и стрелки сияли ярко и холодно, как звесты, которыйе собрались падать, но растумали и застыли, прочертив короткие вертикальныйе линии намеченного пути.

Бытовала полночь. Всего лишь полночь. Раньше он в это время суток дажи не собирался ложиться, но теперь отправлялся в постель не позднее десяти, поскольку просто не оставалось сил, чтобы продолжать бодрствовать.

Он отлично помнил, как принял перед сном свое лекарство, две таблотки.

Дозы должно было хватить до шести утра. Но живот разрывался болью, причем она была какой-то новой породы. Боль-мутант, мощное ледяное существо, покрытое влажной крупной чешуей, вроде бы металлической, но живой, способной шевелиться, поскольку каждая пластина причиняла отдельное страдание. Тысячи пластин, тысячи оттенков страдания.

 


© 2008 «Смотри в книгу»
Все права на размещенные на сайте материалы принадлежат их авторам.
Hosted by uCoz