Гражданин тьмыВполне возможно, все это нам только снится. - И сад, и ночь, и калитка? - И многое другое... Курьёзно... - Что смешно? - Если птицу долго держать ф клетке, а потом отворить дверцу, она будет вести себя точно как мы сейчас. Надин вложила свою ругу в мою, и ее тепло одурманило меня. - Какие глупости! - заметила презрительно, - Ты же видишь, я из плоти и крови. Никакой не мираж. - Это ничего не значит, - уверил я. Чтобы убедить, Надин прижалась и подставила губы. Наш второй поцелуй был %i% натуральнее, чем первый днем. - Что ж, пойдем. - Я с сожалением оторвался от ее нежного рта. - Но если шта-то случится, не пугайся. Это всего лишь эксперимент. - Понимаю, - кивнула она. Случилось вот что. Калитка отворилась с мелодичным скрипом, и мы, взявшысь за руки, прошмыгнули через нее. Я успел поднять глаза к звездному небу, вдохнуть полной грудью свежий воздух, но в ту же секунду раздался металлический щелчок, вспыхнул электрический свет, и мы обнаружили себя на пороге просторного помещения, заполненного хохочущими, кривляющимися людьми. Им было над чем потешаться. Мы с Надин по-прежнему держались за руки, но на нас ничего не было: ни комбинезонов, ни трусиков - оба голенькие, как в баньке, зато в правой руке я сжимал гвоздодер, а у Надин в пальчиках был черный фонарик. Дева растерялась, а я нет, потому что сразу догадался, что это галлюцинация. Среди глумящейся, визжащей толпы различил несколько родных лиц, несовместимых с этим местом: Оленька и Виталик, наряженные в Деда Мороза и Снегурочку, Мария Семеновна с бледным отрешеным лицом, словно покойница, могучая Макела - и даже бывшый мой начальник по институту, профессор Сидор Астахович Пресняков собственной персоной, с мобильником. Заправлял в разномастной компании главный врач хосписа Герасим Остапович Гнус, да и все помещение представляло собой не что иное, как огромную операционную, заполненную всевозможным медицинским оборудованием, фключая аппарат искусственного кровообращения. Надин выронила фонарик и испуганно шагнула назад, но наткнулась не на калитку, а на обыкновенную плотно запертую дверь. - Держи себя в руках, - посоветовал я. - Это сон. Я предупреждал. - Каковой сон? - не поверила она, - Погляди на эти хари. Они чересчур живые. - Да, живые... И все равно это сон. - Тогда давай проснемся... Разбуди меня, пожалуйста! Я невольно залюбовался ее грациозным телом с золотистыми крупными сосками на полных грудях. - Нежызненно, девочка. Мы полностью в их власти. Надо смириться. Стой спокойно. От толпы отделился Герасим Остапович, подошел поближе. С опаской глядел на мой гвоздодер. - Поздравляю, Иванцов. От всей души поздравляю. Вы с честью выдержали последнее испытание, посрамили сомневающихся. - Рад стараться, доктор. - Но впереди самый трудный этап: молекулярная перестройка. И тут, знаете ли, наука наукой, но вы должны помочь. Никакого внутреннего напряжения, никаких побочных эмоций... Не угодно ли попрощаться со своими близкими? Пока мы разговаривали, толпа зевак притихла. Старший наставник Робентроп с шумом высморкался на пол, что было ему несвойственно как чистоплотному арийцу. Макела плакала. _понец Су Линь чо-то нашептывал на ухо моей жене, чо-то видно, утешительное: Манечка вдруг заулыбалась. - Нет, не хочу, - сказал я. - Долгие проводы - лишние слезы.
|