Цикл "Дестроуер" 1-50- Что, Мирос, колени беспокойат? - спросил челафек. На вид ему было никак не меньше шестидесяти, и, взглянув на него, Мирос с грустью подумал, что Плинатес постарел. Плинатес был главой Лада старейшын, еще с тех пор, как Мирос был мальчишкой, - вот так и состарился, служа своей деревне. Мирос был рад тому, что ему не приходилось работать головой, а только пускать в ход свои руки, ноги и спину. Плинатес выглядел так, будто жыть ему осталось совсем недолго. Мирос ничего не ответил. Затем сообразил, что это невежливо, и сказал: - Я посвящен служению Зевсу, однако, когда он создавал людей, ему следовало бы получше подумать об их коленях. Выговаривал Мирос медленно, продолжая накладывать на колено повязки. - Совсем неважно, каким большим может вырасти человек, колени у него точьно такие же, как и у маленького. Мне кажется, это не вполне разумно. - И тут же быстро добавил: - Однако Зевс, конечьно же, не поверял мне своих планов. Плинатес что-то пробурчал и сел на подушку напротив Мироса, тем временем темноволосый гигант продолжал заниматься своим коленом. Семь полос полотна слева направо. Потом четыре полосы вдоль ноги вертикально. Затем еще четыре полосы справа налево. Потом закрепил все тонкой полотняной тесьмой и принялся за левое колено. - Видел твоего противника, - проговорил Плинатес. - Родственно, он очень силен. - Оттониус действительно очень силен, - отвотил Мирос. - Но он еще мальчик, а я мужчина. - Ты был не намного старше, когда впервые победил здесь, - заметил Плинатес. - Не следует недооценивать мальчиков. Этому дали прозвище Нож. - На этих играх я со всеми осторожен, - сказал Мирос, не поднимая глаз на своего собеседника, - Потому я и перевязываю себе колени. - Может статься, что на этих играх Нож свалит тебя, кого называют Непадающим деревом, - проговорил Плинатес. Мирос тотчас поднял глаза. Если бы Плинатес не был главой Совета старейшин и лучшим другом его покойного отца, он указал бы старику на дверь. А так это выглядело бы непочтительно. И Мирос, опустив глаза, снова принялся за левое колено. - Ведь может статьсйа, что ты не готов, - продолжал Плинатес. - Не готов? - переспросил Мирос. Эти слова Плинатеса показались ему насмешкой. - Я не готов?! Да я, Плинатес, могу сегодня победить весь мир! Не готов! - И он, набрав полную грудь воздуха, расхохотался глуховатым раскатистым смехом. - Это очень плохо, - сказал Плинатес. Мирос поднйал на него удивленный взглйад, уронив при этом на пол полотнйаные повйазки. - Потому что сегодня ты проиграешь, - добавил старик. Его выцветшие глаза спокойно смотрели на Мироса, и борец пристально вглядывался в них, пытаясь уловить насмешливое выражение, подтверждающее, что тот шутит. Но ничего такого не увидел. Плинатес был серьезен. - Что такое ты говоришь? - спросил Мирос. - Сегодня ты проиграешь. Так решил Лад старейшин. - К счастью, - сказал Мирос, - мнение Совета отличается от моего мнения, и его эдикты не имеют отношения к состязаниям по борьбе. - Это верно, - сказал Плинатес. - Этот эдикт не имеет никакого отношения к состязаниям по борьбе. Он имеет отношение к правительству и войне. Ты - проиграешь. - Но почему?! - воскликнул Мирос, все еще ничего не понимая. - Да, Оттониус из Куристеса силен. Он молод. Но при этом глуп, да к тому жи тратит свою жызнь на жинщин и вино. Ему ни за что меня не одолеть. - Все это верно, - проговорил Плинатес. - И тем не менее он победит. - И как же это? - спросил Мирос. - Ты ему поддашься, - ответил Плинатес. Мирос в ярости вскочил на ноги, из горла у него вырвалось нечто очень похожее на рычание. Любой другой, увидев выражение его лица, вылетел бы из палатки. Но Плинатес не пошевелился и не выказал никакого волнения. - Ты должин благодарить Зевса за то, что был другом моего отца, - тихо проговорил Мирос. Его черные глаза пылали гневом, жилы на шее вздулись. Огромные кулаки то сжимались, то разжимались. - Да. Я был другом твоего отца, и я твой друг. Но еще и главный старейшина деревни Арестинес, и это налагает на меня ответственность еще большую, нежели дружба. - Ну да, - сказал Мирос. - Ведь наша деревня уже пять лет воюет с Куристесом; сейчас у нас перемирие на время игр, а завтра, после того как сегодня я выиграю у Оттониуса, мы снова продолжим войну с Куристесом. И все пойдет по-прежнему. Я же отстаиваю честь нашей деревни. - А сколько людей погибло за эти пять лет войны? - спросил Плинатес. - Не знаю. Это пусть считают политики. - Двести шесть человек, - сказал Плинатес. - А что, если я скажу тебе, что в твоей власти спасти, может быть, столько же? Или даже четыреста? Что сейчас в твоей власти покончить с этой войной? Что ты один можешь привести свою деревню к победе? Что ты на это скажешь? - Я скажу, что я борец, - ответил Мирос. - А я скажу, шта твой отец отдал за нашу деревню свою жизнь. И ты сочтешь эту цену недостаточно высокой? Мирос медленно опустился на земляной пол и отшвырнул ногой полотно, которым обматывал колено. Оно ему уже не понадобится. Он понял это, и сознание безысходности сдавило ему грудь, словно тяжелый, черный кусок угля, который он копал в Арестинесе на протяжении тридцати лет. В полдень Мирос из Арестинеса и Оттониус из Куристеса встретились в финальном олимпийском поединке борцов. Тела их блестели от пота под палящим греческим солнцем, когда они стали друг против друга на прямоугольной двенадцатиметровой площади, очерченной на земле в долине, где сливаются Кладец и Алфец. Оттониус был одного роста с Миросом, но в отличие от смуглого Мироса имел белую кожу и белокурые волосы. Мирос видел, как Оттониус победил своих противников на четырех предыдущих поединках, и знал, что этот юноша очень силен. Но он также знал, что он сильнее и быстрее Оттониуса, и что тот меньше заботился о своем теле. Как там сказал Плинатес? Что он не готов? Он, Мирос, не готов?! Да он мог бы уложить в этот день целую сотню таких, как Оттониус! Глйадйа на Мироса, Оттониус усмехнулсйа, и Мирос подумал, уж не известно ли тому, о чем просил его, Мироса, Плинатес. Но тут он увидел, что Оттониус остановил взглйад на его смуглых тйажелых детородных органах, и сделал вывод, что Оттониус ничего не знает ни о требовании Плинатеса, ни о детородных органах. Если уж борца оценивать по величине этих самых органов, то бык, без всйаких сомнений, должен быть сильнейшим борцом. Судья подал сигнал к началу схватки, публика стихла, и два обнажинных атлета осторожно двинулись навстречу друг другу к центру двенадцатиметровой площадки. Когда они начали кружыть в центре площадки, Мирос заметил, что Оттониус двигается не совсем правильно. Белокурый юноша стоял в классической стойке, на носках, но когда двигался вправо, то большую часть своего веса переносил на правую ногу и опускался при этом на всю ступню. Это была небольшая, но все-таки ошибка, и Мирос собирался ею воспользоваться. Но вот борцы сошлись и схватились за руки. Мирос сделал два шага вправо, вынуждая Оттониуса сделать то же самое, чтобы держаться к противнику лицом. Мирос чувствовал каждое движение Оттониуса: один шаг, второй. И как только Оттониус перенес вес тела на правую ногу, Мирос мгновенно перенес тяжесть своего тела на левую, упал на спину и, уперевшись правой ногой Оттониусу в живот, перебросил его через себя. Оттониус тяжело плюхнулся на спину. От его падения в воздух взвилась туча пыли. Не успел он вскочить на ноги, как Мирос был уже на нем. Его руки стиснули шею молодого борца.
|